— Что теперь?
— Убирай, — в меня полетел спальник, — и бегом к начальнику лагеря! У нас через час выбег на зарядку, а у тебя еще ни путевки, ни шиша!
— Через час? А сколько времени?
Оказалось, я проспала часа три. Сейчас шесть утра, а утренний выбег — в семь пятнадцать. Самое время брать ноги в руки и рысью дуть в указанном направлении.
Я наскоро пихнула спальник в рюкзак, прихватила свои бумажки и мы пошли сдаваться.
Утром альплагерь выглядел как обычная турбаза.
Столовая с кухней, продуктовый склад, склад снаряжения, ограбленный нами медпункт, спортивная площадка, площадка для общего построения. Вокруг нее стояли небольшие домики.
— На четырех и на шесть человек, — рассказала Ленка, — сейчас оформимся и будем заселяться.
Между столовой и медпунктом спряталось между кривыми горными соснами небольшое административное здание.
Хорошо, что Ленка меня дождалась, сама бы я махнула дальше, в очередь на медосмотр. Толпа новичков, старичков и значкистов напрочь перекрыла проход на узкую тропинку к зданию администрации.
Мы не без проблем прорвались через очередь, дошли до небольшого домика, где базировался нач лагеря со товарищи, полностью готовые к штурму администрации.
Увы (или к счастью), но штурм отменился по техническим причинам — внутри никого не было. Только бюстик товарища Ленина сиротливо стоял в красном (и довольно пыльном) углу, в окружении плакатов с надписями «Слава советскому альпинизму» и «Покорители вершин».
Покорители вершин были нарисованы довольно паршиво и стояли к зрителю задами. На переднем плане счастливо улыбалась дородная комсомолка с ледорубом в руках.
— Надеюсь, это не вы рисовали, — шепнула я Ленке в ужасе.
Она прыснула.
— Потом расскажу, — сквозь сдавленный смех пообещала Ленка и уверенным движением запихнула меня в кабинет начальника лагеря.
Конечно, она постучала. Но между её бодрым «тук» и моим появлением в кабинете прошло не больше двух секунд.
Начальник лагеря, седоголовый, но еще нестарый мужик в спортивной куртке, замер за столом в бутербродом в одной руке и эмалированной туристической чашкой в другой.
— Здрасть! — важливо поздоровалась я, прижимая к груди документы.
Один листок выскользнул из разлохмаченной на бегу стопочки и плавно опустился на пол.
Начальник лагеря проводил его взглядом и медленно положил бутерброд на стол.
Бутерброд был непростой, а с двумя кружочками копченой колбаски. Я таких не видела с тех пока, как началась война в Афгане. На нее сразу после школы ушел Митька, мой одноклассник. Колбаса тогда тоже ушла. Из магазинов. Как и тушенка, сыр и сливочное масло.
Митька, кстати, быстро вернулся. Месяца через три. В гробу.
А вот сыр с маслом — нет.
Я неосознанно облизнулась, не сводя глаз с бутерброда. Желудок издал утробное «ррррр», на весь кабинет оглашая, что его нужно кормить. Желательно — сейчас. Желательно — колбасой. Можно даже без хлеба.
— По какому поводу? — суровой спросил начальник лагеря.
Радости на его лице не было и я немного стушевалась.
Вот растяпа, даже имя его не посмотрела. Была же табличка на двери!
Коротко, по существу и стараясь не смотреть на соблазнительный деликатес, я описала суть своих намерений.
Начальник лагеря вытер руки припасенным на этот случай полотенчиком, со смутным лицом перебрал мои бумажки, тяжко вздохнул и убрал бутер в стол — от греха, то есть, от голодной студентки подальше.
— В следующий раз раньше надо приезжать, — ворчал он, оформляя мне путевку.
