– Чего тебе? – спросила Алиса, складывая руки на груди.
– Нельзя прийти?
– Вообще-то лучше не надо.
– И в дом не пустишь?
– Ты шумишь. Разбудишь Соню.
– Никакого шума, обещаю.
Алиса вздохнула. Она окинула Павла оценивающим взглядом, нахмурилась, но с неохотой согласилась.
– Ладно уж, пойдём на кухню. Будешь чай?
Павел кивнул.
За пять лет он посмотрел много фильмов об изменах. Прочитал много книг. Поговорил с людьми, которых предали возлюбленные. И он сомневался, что на месте Алисы предлагал бы себе чай.
Но бывшая жена зашла в дом. Павел последовал за ней на большую светлую кухню, в окно которой било восходящее солнце.
Девушка налила в кружку слегка остывшую воду и бросила несколько листков сухого чая. Положила полторы ложки сахара, перемешала; от этого монотонного звука голова у Павла начала кружиться.
– Алиса, я должен тебе сказать, – начал Павел, собираясь с мыслями. – Я так ужасно ошибся. Прости меня, правда, я совершил ужасную глупость.
– Я не злюсь.
– Давай начнём все с начала?
– Слушай, я ведь уже говорила тебе, – она поставила чашку на стол перед Павлом, а сама села напротив. – Я не могу доверять тебе снова. Даже если захочу. Такой я человек, ничего не поделаешь, ты только должен смириться. «Нас» в будущем уже не будет. У меня другая семья, новый муж. Тебе стоит начать жить своей жизнью.
– Но я не могу. Вы с Соней – моя жизнь.
– Ты приходишь постоянно. Правда, хватит. Сережа может неправильно нас понять, если увидит, или Соня ему скажет. Не испытывай судьбу, просто уходи.
Павел отхлебнул недостаточно горячий чай и печально воззрился на Алису.
– Я люблю тебя. Не оставляй меня, прошу. Я без тебя не могу.
– Уже поздно, Паш. Твоя любовь мне нужна была несколько лет назад. Сейчас – нет.
– Давай начнём все с начала? Я всё понял, всё осознал, клянусь, этого не повторится. Только вернись ко мне.
Алиса покачала головой, а Павел уронил голову на руки и прерывисто выдохнул. Неприятно стянуло грудь какое-то уже привычное чувство, но Павел не мог дать ему название. Боль? Отчаяние? Или, может быть, злость? Он боялся искать ответ.
Поэтому не придумал ничего лучше, чем поднять голову и улыбнуться, делая вид, что всё хорошо. Это стало привычным.
– Я понял. Не будем о грустном. Лучше расскажи, как ты? Вижу, у Серёжи большой дом. Не пусто в нём?
Алиса недоумённо подняла брови, а Павел отвесил себе мысленную пощёчину. Он не должен даже намёками показывать, что часто думает об этом.
– Нет, мы любим простор. У нас много свободных комнат, и к нам часто приезжают гости.
– Разве у тебя много друзей?
– Обычно Серёжины. И родные его часто у нас бывают. Мои тоже приезжают, но реже.
Павел пару раз мельком уже видел комнаты. Несколько и вовсе пустовало, и по нейтрально-весёлым цветам обоев он отметил, что те готовились для детских.
Он ничего не ответил, Алиса тоже молчала, лишь неловко потёрла шею. Остывающий чай Павел глотнул скорее из приличия, чем от желания, и отметил, что тот был невкусным несмотря на привычные полторы ложки сахара.
Сидеть на кухне напротив человека, который когда-то был ближе и роднее всех в этом мире, в тишине и осознании, что кухня чужая, было откровенно больно. Павел не узнавал Алисины черты, но при этом скучал по ним невероятно. Он не находил даже самых нелепых слов, чтобы завязать самый неловкий разговор в его жизни, и Алиса тоже молчала. С ней не о чем больше говорить.
