– А-Синь, бессовестный ты проказник. – упрекнула его Сяосин. – За будущей невесткой присматривает, а о сестре и думать забыл?
– Сестрица сидит слишком далеко, я могу только бросить что-нибудь в нее!
Умэй не знала, куда себя деть, когда этот бесстыдник действительно схватил фейхоа и швырнул в сестру. Со смехом Сяосин поймала подношение и показала брату язык. Хуахуа слегка дернула ее за рукав, призывая успокоиться, но Сяосин отмахнулась от нее. Инстинктивно Умэй стрельнула глазами в сторону главы семьи Ли, но он наблюдал за проказами с улыбкой.
– Госпожа, бросьте тоже что-нибудь! – шепнула Сяо Сяо, наклонившись к Умэй. Служанке подобные выходки отпрысков Ли пришлись по вкусу, и она тихо хихикала, похлопывая в ладоши.
Умэй часто испытывала острое желание запульнуть кому-нибудь в лоб что-нибудь весомее фейхоа, но знала, что никогда не позволит себе подобного. Она села прямее, сложила руки на коленях и велела Сяо Сяо не маяться дурью. Скверное воспитание окружающих еще не дозволяет ей вести себя, как захочется.
Шань Цинцао с важным видом что-то наставительно нашептывала Шань Бучжэнь, и та смиренно выслушивала. Главы Дворцов Ли и Шань вели меж собой те самые мужские беседы, слушать которые женщинам не полагалось. Чжан Юн иногда высказывался. Его выслушивали с полной серьезностью и кивали. Умэй отвернулась, чтобы не портить себе настроение окончательно.
Смуглый коротышка ударил в гонг, и состязание началось. Красочные драконы энергично заработали лапами и пролетели мимо помоста. Умэй оставалось только глядеть им вслед и гадать, кто вырвется вперед. Не торопясь проходили не участвовавшие в гонке праздничные суденышки. Тысячи рук махали им с берега, и тысячи голосов выкрикивали слова одобрения. Буйство красок уже приелось, а от шума заболела голова, и Умэй заскучала.
– Нет зрелища печальнее на свете, чем грустное лицо красавицы. – изрек Ли Кайсинь со скорбным вздохом, а затем, наклонившись, заговорщески прошептал. – Я мог бы показать тебе город – с лодки он был бы особенно красив.
Умэй хотела отвадить его, но тут в ней заиграл азарт:
– И чего ты ждешь? – подначила она его. – Ты мужчина или нет? Сказал – делай.
Кайсинь улыбнулся широко и лукаво, а потом вдруг покачнулся и упал лицом в миску с рисом. Эта диверсия не осталась без внимания, и взгляды всех присутствующих (открыто или исподтишка) обратились к нему. Ли Кайсинь выдержал драматичную паузу, а потом, поднявшись, во всеуслышанье провозгласил:
– О, славный Ду Кан37!
И с задумчивым видом принялся отклеивать от лица рисинки. Некоторые он, не стесняясь, отправлял себе в рот. Сидао с мрачным видом убрал со стола брата вино. Но было поздно: этот новоявленный пьянчуга попытался подняться на ноги. Попутно он наступил на рукав Сидао, едва не опрокинул стол и оперся о плечо Умэй. Не желая быть безмолвным зрителем, она решила подыграть:
– Господин Ли, кажется, вы перебрали.
– Разве? – искренне усомнился Кайсинь.
– Определенно. – стояла на своем Умэй.
Сидао не выдержал. Поднявшись, он схватил брата за плечо, рывком развернул к себе – Кайсинь пошатнулся и чуть не рухнул в медвежьи объятия – и прошипел:
– Прекрати позориться. Возвращайся домой и проспись.
Ли Кайсинь нахохлился, как обиженный ребенок, вытер рукавом нос и заявил:
– Мэй-Мэй меня проводит.
Сидао на краткий миг обратился глазами к Умэй, и твердо возразил:
– Я позову прислугу.
