– Ни за что! – возмутился Кайсинь. – Я пойду только с…
– Позвольте, я отведу его. – Умэй поднялась и придержала шатающегося Кайсиня за локоть. Сидао колебался, и она добавила. – Мне не в тягость. Капризам выпившего человека порой приходится следовать не меньше, чем желаниям больного.
Выдернув в собой Сяо Сяо, чтобы ни в коем случае не остаться наедине с мужчиной и не довести тем самым мать до обморока, Умэй увела Кайсиня с помоста. До тех пор, пока они не скрылись из виду, она почти волокла его – Кайсинь повис, как мартышка.
– Хватит придуриваться, нас уже не видно. – буркнула Умэй, отталкивая его от себя.
– Госпожа, это… – осеклась Сяо Сяо, когда на ее глазах пьяный как сотня демонов Кайсинь вдруг твердо встал на ноги и перестал невнятно бормотать и шмыгать носом.
– Мэй-Мэй, где же твоя благодарность? – надулся он. – Я вытащил тебя из плена светских церемоний, да еще и обставил все так, что я просто пьяный дурень, а ты – воплощение терпения, милосердия и добродетели!
Проигнорировав его выпад, Умэй обернулась к Сяо Сяо:
– Этот балбес обещал мне раздобыть лодку. Ты с нами?
Сяо Сяо, не до конца понимающая, что происходит, энергично закивала. Кайсинь повел их по узким безлюдным улочкам меж жилых домов. Умэй запачкала подол ханьфу в грязи, что уж говорить о шелковых туфлях – они пришли в негодность после первых десяти шагов. Она уже пожалела, что доверилась Ли Кайсиню, как вдруг они свернули в знакомый ей проулок.
– Госпожа, это же тот театр! – воскликнула Сяо Сяо, дернув Умэй за рукав. – Тот, где господин Ли выступал в женском платье!
Умэй спокойно отняла у нее свою руку, справедливо опасаясь, что что в эмоциональном порыве Сяо Сяо оторвет ей рукав.
На театральных подмостках актеры разыгрывали пьесу о поэте Цюй Юане. Сегодня зрителей было меньше, чем когда Умэй приходила сюда вместе с Сяо Сяо и Чжан Юном – почти все горожане высыпали на причал, мосты и улицы вдоль канала, чтобы увидеть фестиваль драконьих лодок.
Кайсинь протащил Умэй и Сяо Сяо в гримерную. Там, в тесноте и духоте, они обрядились в одежду бедняков. Грубая ткань мужского ханьфу легла на тело Умэй бесформенным мешком. Она безжалостно сломала сложную прическу и связала угольно черные волосы в узел. Кайсинь вытащил коронку, придерживавшую собранную часть волос, и надел соломенную шляпу. Лицо он щедро замазал гримом, и оно приобрело болезненно-желтый оттенок. Умэй разукрасила Сяо Сяо так, что сама бы не узнала, встретив в таком виде на улице. Из миниатюрной розовощекой девчушки она превратилась в неопрятного мальчишку-заморыша. Нарисовав себе углем брови, Умэй вышла из-за бамбуковой ширмы. Кайсинь уже клеил себе коротенькую бородку.
– Славная щетина. – усмехнулась Умэй.
– Чудный уголек. – не остался в долгу младший господин Ли.
Умэй улыбнулась и опустила взгляд. В глаза ей тут же бросилась бледность рук в сравнении с нездоровой желтоватостью лица.
Вздохнув, Умэй приблизилась и взяла руку Кайсиня в свои.
– Про кисти забыл. – сказала она, обмакивая пальцы в грим.
Мелкими мазками она осторожно обмазала теплую ладонь и длинные изящные пальцы. Левую ладонь Ли Кайсиня пересекала тоненькая полоска шрама, а у большого пальца стояла забавная клякса родимого пятна. Кайсинь замер и затаил дыхание. Ощутив, как задрожали его руки, Умэй подняла глаза. Кайсинь тут же опустил взгляд. Отчего-то смутившись, Умэй выпустила из рук его ладони.
