Умэй медленно прошлась по крытым переходам. Провела рукой по перилам, смахивая пыль. Раньше здесь суетливо носилась прислуга, теперь коридоры были пусты и бездыханны.
Хвост тигра – так называлась пристройка с северной стороны главного дома, где отец часами просиживал в одиночестве, читая письма от глав других северных Дворцов и указания с императорской печатью. На столе все еще стояли догоревшие свечи. Умэй открыла двери, впуская тусклый мертвый свет закрытого тучами солнца. Собрала разбросанные по полу листки бумаги. Провела кончиками пальцев по кисти, деревянному столу, спинке кресла, представляя, что отец все еще сидит здесь, окунает кисть в тушь и выводит аккуратные иероглифы.
Умэй не узнавала многочисленные коридоры, не узнавала свою комнату и покои сестер и матери. Из них ушел свет, а в воздухе кружилась пыль. Все краски выцвели, а стены больше не защищали от холода. Он забирался в самые отдаленные углы усадьбы, превращая ее в стылую пещеру с заснеженных вершин гор.
В покои братьев Умэй никогда не ступала. И теперь она простояла у их дверей, прижавшись к ним ухом и слушая режущее уши безмолвие.
Последним, что она посетила, был храм предков. На алтаре возвышались погребальные таблички членов ее семьи.
Умэй омертвевшими от холода пальцами зажгла свечи и палочки благовоний. Опустившись на колени, она поклонилась родителям, братьям и сестрам. Замерла. Ей нечего было сказать им. Просить прощения? Сказать, что старается изо всех сил? Что бы она ни сделала, этого никогда не будет достаточно. Что сказал бы отец, увидев, во что она превратила их родовое поместье? Увидев, какую жизнь она проживает?
– Умэй?
Знакомый голос вывел Умэй из транса и сбросил обратно, на твердый ледяной пол могилы ее близких.
Умэй медленно поднялась и обернулась.
Встречу с этим человеком она откладывала так долго, как только могла. Ее жег стыд. За все, чему она ему обязана.
Чэнь Цинхэ40 был сыном главы Дворца Бэйху41 и ее верным другом, последним во всем мире. Умэй не видела его много лет. Она помнила Цинхэ еще неказистым нелепым юношей. Он не вырос прекрасным тигром, способным пленить сердца тысяч дев, но вытянулся и возмужал. Теперь Умэй едва достала бы ему до плеча.
С горечью она подумала о том, что господин Чэнь должен покорять Поднебесную своим мастерством, или жениться и обустраивать дом, полный тепла и будничной суеты. Или исполнять сыновий долг, ведь его родители еще живы. Но вместо этого он похоронил себя здесь, рядом с ее семьей, и так он отплатил ей лишь за то, что однажды она проявила к нему участие.
– Ох, Умэй, как же ты похудела! Неужели в столице нечего есть? – воскликнул Цинхэ и порывисто прижал Умэй к себе. Вот и еще одна вещь, за которую ей было перед ним стыдно: он ничего не знал о девяти годах в Тяньбао. Умэй убедила его, что должна неотлучно быть в Лояне при императоре.
Ее бросило в дрожь от того, что слишком теплым и слишком живым он был для этого места. Свеча, поделившись своим огнем с тысячей других, не станет гореть слабее. Но Умэй боялась, что Цинхэ когда-нибудь потухнет. Что горе, превратившее ее дом в заброшенную пустошь, выпьет до дна и его.
– Я рада видеть тебя. – сказала Умэй. Это была правда, но звучала она сухо и безжизненно.
Цинхэ было довольно и этого. Он ослепительно улыбнулся и крепко сжал ее длинную белую ладонь.
– Идем-идем, скорей! Все будут так рады видеть тебя!
