Время близилось к вечеру. Умэй вместе с Цинхэ отправились к тренировочным платформам.
Ряды адептов Дворца Уфэн заметно поредели. Посеревшее лицо Цинхэ, когда Умэй спросила его о делах Дворца, многое сказало ей. Но картина, представшая глазам, была действительно угнетающей. Разве эти тощие, еле живые доходяги в поношенной темно-синей форме похожи на адептов одного из сильнейших Дворцов? Пусть Уфэн никогда не был слишком богат, но всегда почитался как один из влиятельнейших и уважаемых Дворцов.
Адепты поклонились Чэнь Цинхэ, и откуда-то с задних рядов вырвалось робкое «приветствуем главу». Цинхэ виновато, как нашкодивший пес, глянул на Умэй, но она не изменилась в лице. Ее не было почти десятилетие. Кроме того, она женщина. Неудивительно, что встретили ее прохладно. Пусть она дочь их главы и последняя его наследница… где же она была все эти годы? И должны ли они, гордые адепты Дворца Уфэн, раскланиваться перед женщиной? Умэй оставалось лишь порадоваться, что чужака из другого Дворца адепты и Старейшины встретили тепло, пусть и лишь потому, что не принимали ее саму.
Вернувшись в поместье, Цинхэ провел Умэй к западному павильону.
– Я не решился трогать кабинет твоего отца. Поэтому работал здесь.
Цинхэ распахнул дверь и впустил Умэй в тесную комнатушку, которую раньше использовал слуги как инвентарную. Все пространство занимали шкаф, стол и стертая подушка, на которой на коленях просиживал вечера Чэнь Цинхэ. Умэй кивнула ему и дала знак оставить ее одну. Им многое нужно было обсудить, но Умэй малодушно оттягивала этот момент.
Она перебрала все бумаги. Перечитала записи и подсчеты за последние девять лет. Тень легла на ее холодное хищное лицо. За прошедшие годы север пережил четыре кочевых набега. Полное разорение близлежащих деревень. Теперь не жители платили Дворцу за покровительство и защиту, а Дворцу Уфэн пришлось восстанавливать поселения за счет своих запасов. Ежегодная проверка из столицы и урезанное вдвое императорское жалованье – условия, на которые Умэй согласилась, чтобы ее дом не сравняли с землей. Здесь цифры вдруг уменьшались, и Умэй понимала: столичные чиновники находили новые «признаки мятежа» во Дворце-предателе. Это выжженое на семье Шань клеймо давало чиновникам возможность шантажировать Цинхэ тем, что императору на стол ляжет сообщение о новом бунте, который замышляет Дворец Уфэн. И Цинхэ был вынужден отдавать им все оставшееся от ежегодного жалованья. На Дворец наложили ограничение количества адептов, которое он может принять. Но оно было бесполезно: желающих вступить в ряды адептов неугодного императору Дворца становилось все меньше. Трое из шести Старейшин скончались. Новых из числа адептов Цинхэ не выбрал. Должно быть, он не хотел принимать решение без Умэй. Может, он писал ей письма в столицу. Письма с отчаянной мольбой о помощи, с просьбой вернуться. Письма, которые так и не попали ей в руки. Читая отчеты, Умэй поражалась, откуда Цинхэ брал деньги. Ему едва удавалось сводить концы с концами, но, стоило возникнуть острой необходимости, и он как по волшебству находил нужную сумму.
Умэй закончила с отчетами и впала в ступор на некоторое время. Ей на голову будто взвалили с десяток мешков камней. Положение Дворца было таким плачевным, что она не знала, за что хвататься. Но, сидя на месте, проблемы не решить. Умэй заставила себя подняться и пойти исполнять свои обязанности.
