Но наступил момент, когда Система стала достраивать себя Сама.
К тому времени ее структура уже была практически готова. Она пронизывала все и вся. А с некоторых пор вдруг начала развиваться по ей одной понятной логике, которою, порой, не понимал даже Он, ее Создатель.
И вот сейчас, в этом огромном вокзале, кажется, наступило прозрение.
Ведь для Системы Он – отец, а от отцов Система приучена избавляться. В этом, в сущности, и заключен главный принцип любого развития. Тот самый закон отрицания отрицания, сформулированный еще в Библии.
Буржуазия породила пролетариат, который стал могильщиком буржуазии. Пролетариат породил Систему, которая стала могильщиком пролетариата. Теперь на очереди Он – ее Отец – создатель, могильщик которого где-то рядом.
Круг замкнулся.
12
КНЯЗЬ
Люди лежали вповалку: женщины с детьми, храпящие мужики и старики с провалами беззубых ртов, какие-то солдаты с самодельными фанерными чемоданами, и над всем этим витал тяжелый дух портянок и пота. Это был знакомый дух войны, которая, казалось бы, давно закончилась, а новую еще не время было начинать.
Навстречу попалась цыганка, которая почему-то выделила из толпы именно его. Наверное, хотела погадать, но Он рассеянно прошел мимо, и лишь одно слово запоздало шевельнуло память. Это было слово – князь.
Когда-то очень давно, еще в молодости, он и в самом деле считал себя князем, а точнее – побочным сыном князя, с которым, скорее всего, согрешила или могла, должна была согрешить его мать.
Впрочем, в последнем Он даже сомневался. Значит, и он – князь. И не просто князь, а князь Эгнатошвили – прекрасный древний род (в то время его мать, Кэкэ, служила у них экономкой), своими корнями уходящий в седое прошлое, когда каждый мужчина рождался для войны, и от звона оружия вскипала кровь.
Возможно, потому она и устроилась в имение к князю, чтобы родить его, Coco…
Так поступали женщины во все века, чтобы сохранить род, и лично он ее за это не осуждал. Ему даже нравилось носить в себе тайну, ореол которой, порой, действовал более неотразимо, чем сама тайна. Особенно в молодости, заставляя неистово биться пылкие сердца провинциалок, начитавшихся всех этих графов Амори и душещипательных французских романов.
Потом, правда, одна тайна сменила собой другую, когда слово «революционер» стало, как признание в любви.
Но здесь о Его пролетарском происхождении уже позаботился бедный сапожник Виссарион.
Хотя, разные ходили слухи.
Был даже слух, что Он сын знаменитого путешественника Николая Михайловича Пржевальского (спору нет – они похожи, достаточно две фотографии поставить рядом), который и в самом деле гостил в то время в имении князя – в Гори.
Но сколько Он ни выспрашивал мать, Кэкэ – старая развратница лишь загадочно смеялась, задумчиво щурила глаза, словно старалась что-то рассмотреть за туманом времени.
И не могла. Или не хотела, как всякая женщина, предпочитая тайну, которую так и унесла с собой.
Лишь потом, после революции, его люди обнаружили дневник Пржевальского, который, как истинный ученый, имел обыкновение записывать все самые значимые в своей жизни факты и события, и где рождению сына посвящено немало страниц.
А разве не факт, что целых два года ежемесячно, вплоть до самой смерти, он посылал Кэкэ деньги на содержание Сына, которого считал своим?
Была во всей этой истории некая недосказанность, совсем непростительная для вождя его ранга. Но он, в конечном счете, оставил все, как есть.
