– Неужели ты ничего не скажешь?
И так улыбнулся хитро, что я кинула в него ложечкой. Поймав невидимым движением, он положил её рядом с собой и снова спросил:
– Ни одного упрека?
– Нет. У нас было два дня отпуска, я счастливо их провела.
Я смотрела в яркую синеву глаз и удивлялась сама себе – и где я этому научилась? Никогда не умела кокетничать, даже в молодости, а сейчас изображаю Амиру всякие удивительные картинки на лице, строю глазки, двигаю плечиком и бровкой. И счастлива всем телом под умильным взглядом грозного вождя, готового на всё ради этого женского кокетства, даже выслушать жесточайшую критику своих действий.
– Любимая жена, я глупый вождёк, недостойный твоего внимания, для меня величайшим счастьем является твоё присутствие рядом… дыхание в ночи, бархатная кожа твоего тела и блеск глаз… улыбка изумительных губ…
Амир признавался в любви, а его глаза всё темнели, и я не понимала, почему говоря о своей любви, он так страдал. Я хотела спросить, что случилось, но он приложил палец к моим губам и продолжил:
– Рина, я слышал тебя, когда ты говорила Собирателям и верю… что ты любишь меня… верю… хотя ирод во мне не должен…
– Амир…
– Ты забываешь об этом, и я счастлив… хоть на мгновение звука твоего голоса…
– Я говорила тебе…
– Ты говорила им – детям, которые, как и я, не знают, что такое любовь.
Вот уж этого я совсем не ожидала – что Амир признается в том, что не верит в мою любовь. Или в свою? Глаза всё темнели, и он не выдержал – отвернулся от меня, а потом отскочил к окну. Я растерянно протянула к нему руки, но он отвернулся и склонил голову так низко, что её не стало видно за широкими плечами. Глухой голос едва слышался, и я подскочила с дивана, но энергия не позволила приблизиться – холодный ветер оттолкнул меня.
– Рина, мне нельзя любить тебя, нельзя прикасаться к твоему прекрасному телу и смотреть в глаза…
– Амир!
– Но я ничего не могу с собой… я должен был отпустить тебя… спрятать и никогда больше не появляться… никогда…
– Почему… Амир, почему спрятать?
– Как Мари… спрятать и не позволять никому видеть тебя. Твоё появление в мире…
Громкий стон безнадёжности прозвучал как рык раненного льва:
– Ирод захотел жить как человек! Мечта… мечта, которая губит тебя! И я ничего не могу изменить!
Вот оно – страдание вождя, который всегда отвечает за всё. Не может изменить ситуацию и готов спрятать меня глубоко под землю или под воду, а сам ринется бороться со всем миром. И заодно может отказаться от своей мечты, только чтобы спасти мне жизнь. Вернётся в состояние страшного Тёмного без сердца и души.
– Не надо меня прятать… Амир, всё будет хорошо…
– Рина…
Амир повернулся ко мне, и я попыталась встать, но ледяная энергия только сильнее припечатала меня к дивану.
– Собиратели отказались говорить с Мари и Фисой.
Оказавшись передо мной, волна энергии совсем придавила меня к спинке дивана, Амир проговорил, жёстко произнося слова:
– Фиса едва выжила после удара энергии Собирателей.
Я ахнула и закрыла ладошками лицо, но сразу вскинула на него глаза:
– А Мари? Что с Мари?!
– Они лишь взяли у неё кровь.
– Взяли… как взяли? Амир! Как взяли?!
– Мари жива.
– Жива…
– Ей помогают мутанты.
И что-то со мной произошло, внутри меня образовался ком гнева, он кипел и полыхал огнём, опаляя весь организм. Тон, которым я заговорила, поразил Амира, он откинул голову и изумлённо взглянул на меня:
– Вы не дети! Вы трусы и мерзавцы! Я не буду делиться с вами своей энергией! Вы недостойны любви и нежности, вы недостойны ничего! Нельзя заставить любить, любовь можно только чувствовать самому и… пытаться научиться… как научился и почувствовал Тёмный! Великий Тёмный! А вы… вы мелкие проказники с дубинкой в руках! Дети любят, они просто любят… своих родителей, сестёр и братьев… тех, кого любят просто потому… что любят!
