Амлет, сын Улава - страница 26

Проходит тризна по достойным, павшим в битве, и приходит время мирных дел.

Тогда собираются славные из мужей города, равно как и задержавшиеся на три дня викинги, идущие за славой и добычей в моря иберов, и, сговорившись, заявляют Улаву: сын твой должен стать скальдом не только по призванию, но и по умению, и путь его лежит на Сокрытый Остров, в ученики к самому Снорри Ульварссону!

Много слов против того говорит мирный вождь Исафьордюра, но крепко стоит на своем избранное товарищество, и вторят ему родичи древнего и благородного рода Эски. Сам же Амлет решает уважить достойных и не противиться судьбе: по своим невеликим, но уже совершенным летам решение за себя принимает он сам.

Хльги Ингварссон

Сага о путях достойных (фрагмент).

Публичный информаторий ИИМК АН СССР, Ленинград

Сидели молча: однако, сказано оказалось еще не все.

Всякий взрослый мужчина скажет, что тризны по павшим могут быть разными. Эта вышла невеселой: так только и бывает, когда павшие в славной битве воины сражались на воде и ушли потом на дно.

В исходе этой, только что оконченной, битвы, почти каждого из утопших достал с неглубокого дна опомнившийся скальд, спев для такого случая особую Песнь. Только троих из достойных не удалось спасти для погребального костра – не удалось потому, что не нашли тел, верно, их снесло течением, разметали волны или унес в море глупый морской бык.

Ладья утонула всего одна, и всего семеро пали славно, и трое остались наособицу. Их, этих троих, никто не станет поминать лишним дурным словом, но и хвалить не придется: глупо петь славу тем, из чьих ногтей Хель Лодурсдоттир выстроит корабль мертвецов в самом конце времен.

Хлопнула дверь, надежно прижимаемая к косяку пластиной, сработанной из упругой кости морского зверя: не должно быть щелей в стенах или неплотно пригнанных дверей в доме на полуночи. Пусть окрестная земля горяча, и потому в наших краях не бывает настоящей зимы, ветер может быть и холодным, и сырым, он несет с собой грудной кашель и страшный жар, лихорадка же не разбирает, достойный ты муж или позорный трэль.

Почти все гости уже вышли и направились по своим делам – некоторых из них ждало непростое полуночное хозяйство, а ведь до недальнего дома еще нужно было добраться!

Иные и вовсе готовились к продолжению похода, обещающего быть весьма славным: давно дракон полуночи, собранный из многих бревен моря, не грыз сухой ноги иберийского черного борова!

Сейчас вышел последний из тех, кого дальнейшее или не касалось, или касалось не прямо. Тризна завершилась, мертвые к мертвым, живые – к делам живых.

Отец, отчаянно откладывая непростой разговор, встал. «Погашу светильники» – буркнул он себе под нос, и действительно пошел кругом: тем же путем и за тем же самым и я сам совсем недавно обходил помещение, гася лишний свет.

Мы, оставшиеся за опустевшим почти столом, молчали. Все знали, что предстоит важное, нужное, но от того не более приятное. Знали, что предстоит, кому должно сказать, кто ответит, и понимали, какого ответа стоит ждать.

Фрекки, сын Тюра, молчал ехидно: оседлав единственный наличный табурет, он оглядывал каждого из благородных мужей, смотрел внимательно, переводя взор с глаз на глаза, будто ища поддержки или возражений.

Гард, сын Гулкьяфурина, безмолвствовал напряженно: видно было, что почетная выборная должность вестника общего решения дается ему тяжело. Тяжесть состояла в том, что ему, давнему другу мирного вождя города, прекрасно было известно отношение моего отца к тому, на чем условились участники славной битвы, а ведь именно его уста должны были изречь то условие!