Затем она взяла меня за локоть и повела обратно в комнату, где я проснулась. Первым делом я разделась до корсета и трусиков, закуталась в одеяло и, как заправский хомяк, принялась уплетать долгожданную грушу. Наконец, насытившись хоть чем-то съедобным, я провалилась в сон.
Второе утро в этой до стерильности белой комнате началось феерически. Сперва меня разбудили и вновь принялись опрыскивать ледяным паром, обтирая тряпочками. Затем предложили облачиться в нечто, похожее на мой вчерашний наряд, но уже светло-зеленого цвета. Корсет прилагался, и я была даже благосклонна, хотя цвет вызывал у меня тоскливые мысли. Попытку сделать мне прическу я пресекла с первого же раза.
Когда «хамелеонихи» закончили свои издевательства, я выдавила из себя заученное «спасибо». На этот раз никаких вопросов и удивлений не последовало. Вскоре появилась клыкастая, принеся с собой стопку каких-то книг и устройство, видимо, заменявшее здесь часы. На нем синей краской были отмечены два времени и красной – два, помимо основных, равноразмерных делений. Она ткнула пальцем в первое красное деление, затем показала на предшествующее ему и, улыбнувшись, присела на мою кровать.
Я протянула ей свою ногу и состроила жалостливое личико. Она с готовностью начала поглаживать ее. Ну вот и славненько, не все же жить по их правилам. Потом она попыталась установить контакт и положила свою руку на грудь.
– Афигэль нио Треорти, – серьезно произнесла она.
– Афигель, – послушно повторила я. Акцент, видимо, не удовлетворил клыкастую.
– Афигэль, – повторила она еще раз, держа руку на груди, затем осторожно положила ее на мою и состроила вопросительное выражение лица.
– Артемида, – заявила я, заранее подготовив этот псевдоним. Называть им свое настоящее имя я не собиралась и накануне уже выбрала себе это имя.
– Арь Тэй Мита, – повторила она, неожиданно разделив имя греческой богини на составляющие.
Я улыбнулась, знакомство состоялось. Она протянула мне книгу. Книга оказалась странной штуковиной, потому как страницы в ней были тканевыми и вышитыми. Для удобства у жесткой обложки имелись крепления. Афигель ловко прикрепила страницу к обложке и стала показывать мне картинки, называя их. Видимо, это был букварь. Но для того, чтобы понимать, как что-то пишется, надо прежде хоть немного подтянуть разговорный…
Ее мнение разнилось с моим, и мы усердно повторяли название стола, двери, какой-то птицы, дерева и фрукта. Поможет ли это мне в ближайшие дни, я не знала, но не хотела ее огорчать. Вскоре часы прочирикали свой тихий перезвон, Афигель захлопнула букварь, и мы отправились завтракать.
На выходе нас уже ждало вчерашнее сопровождение. Афигель тыкнула в своего темнокожего друга и сказала:
– Мэгкил нио Треорти, – и, повернувшись ко мне, назвала мой исковерканный псевдоним. Затем указала на моего сопровождающего: – Эллэдиль Флиратьоен.
– Артемида, – представилась я, выдавив улыбку.
Афигель защебетала с ними на своем птичьем языке, а я отчаянно пыталась запомнить имена парней. С первым все было предельно ясно – «маг убивать», да и фамилия как у Афигель. Со вторым же все было до оскомины печально. Абсолютно не запоминающаяся и труднопроизносимая фамилия никак не хотела укладываться в голове, из которой уже успели выпорхнуть слова из букваря, оставив лишь два: дерево и стол.
Войдя в уже знакомый зал унылых трапез, я застала лишь собирающуюся толпу. Афигель подвела меня к темноволосому красавцу и, положив руку ему на грудь, провозгласила:
