Рыба также не вызывала симпатии и аппетита: две полудохлые мойвы, скорее всего отбитые рыболовами у чаек, после того, как их выбросило на берег к верху брюхом после естественной смерти. Рыбёшки были выжарены до такой степени, что их можно было грызть, как сухари. Ну и бонус-код, так сказать комплимент от больничного шеф-повара – горсточка зелёного горошка, скромненько расположившаяся на краю убогой жестяной тарелки. Всё это гастрономическое великолепие предлагалось заесть двумя кусочками хлеба, которыми можно было забивать гвозди, и запить «ленинским» чаем, который был настолько крепок, что через лупу на свету в кипятке можно было при сильном желании рассмотреть несколько чаинок.
Когда санитар протянул ему тарелку, он, посмотрев на её содержимое, вспомнил армейский принцип во время срочной службы: лучше не будет, поэтому жри то, что дают, иначе сдохнешь с голоду. Взяв еду, он подошёл к кровати, поставил тарелку со стаканом на тумбе, сел и принялся есть. Голод сделал своё дело, хоть еда и была отвратительной, но он проглотил всё до последнего кусочка. После ужина в палату вошла медсестра, и второй раз за день раздала всем лекарства.
Взяв таблетки, он посмотрел на них с сомнением, после чего бросил украдкой взгляд в сторону санитаров. Оба смотрели на него требовательным и пристальным взглядом, словно волкодавы на бирюка. Глубоко вздохнув, он бросил таблетки в рот и проглотил, запив водой.
– Проверь этого урода, – сказал один из санитаров своему напарнику.
Второй санитар, подойдя к нему, злобно сказал:
– Учти, урод, если ты, как и прошлый раз зажал таблетки между щекой и десной, я тебе их в глотку забью вместе с зубами. Уяснил?
– Да, – ответил он, раскрывая рот и показывая санитару, пустую ротовую полость.
– Молодец, – с улыбкой сказал санитар, постучав ему ладонью по щеке, – и съел всё, не облевавшись, и лекарства выпил.
Когда приём лекарств закончился, один из санитаров громко сказал:
– Так, уроды, говорю вам один раз, повторять не буду, поэтому слушайте меня внимательно. Сейчас у вас вечерний туалет: чистите бивни, умывайте рыла, мойте копыта. Затем все до одного по шконкам. Сразу говорю, увижу кого-то шатающимся по отделению после отбоя, накажу. Сами знаете как. Вот поэтому выссыкайте и высирайте из себя всё, что выпили и нажрали за день. Ясно?
Все молчали, понуро опустив головы.
– Я спрашиваю, – повышая голос, сказал санитар, – ясно!
– Да, – нехотя ответила половина пациентов.
– Не слышу! – чуть ли не заорал санитар.
– Ясно, – чуть громче ответили пациенты.
– Не жалуйтесь потом, уроды, что я вас не предупреждал.
После того, как все пациенты улеглись, и санитары выключили освещение, он, лёжа в постели, почувствовал, как усталость навалилась на него тяжёлым грузом, сковав тело и нервную систему железными тисками. Хотелось перед сном подумать о насущном, но он ощутил, как глаза склеиваются против его воли. «Наконец-то, этот ужасный день закончился и можно, хотя бы на короткое время расслабиться!» – последнее, о чём он успел подумать, перед тем, как провалиться в сон.
Сквозь сон до него донеслись звуки, которые ему показались знакомыми. Сначала он подумал, что рядом с ним мяукает котёнок. Затем по мере просыпания ему показалось, что это скулит щенок. Но когда он, вынырнув из сна, открыл глаза, он мгновенно понял, что рядом с ним, кто-то тихонько стонет и плачет. При этом плач был настолько жалобным, что ему спросонья почудилось в темноте, что рядом с его кроватью стоит и плачет маленький ребёнок.
