– Спасибо большое, мадам Гонзалез! А теперь обратимся к американской проблематике: как в современном политическом дискурсе отражается историческое наследие Гражданской войны, известной как Война Севера и Юга. Месье Санти-Дегренель!
Получается, он следующий, после этого субъекта? Борис на секунду почувствовал себя плохо подготовленным студентом, который боялся осрамиться перед маститым профессором… Слушая блестящий по форме, но довольно пустой доклад Санти-Дегренеля, он никак не мог собраться с мыслями: правильный ли файл презентации он отправил мадам Шазаль? Надо не забыть поблагодарить её перед началом выступления – как изящно это сделал этот чёртов профессор!
***
Отмучился.
После выступления Бориса началась кофейная пауза, и он, ответив на несколько дежурных вопросов, вместе с остальными машинально устремился к столикам, уставленным миниатюрной выпечкой. Выбрав крохотный pain-au-chocolat30, он поспешил отойти в сторону, но его манёвр не удался.
– Месье Левин, кажется, мы знакомы?
Перед Борисом стоял приветливо улыбающийся Рафаэль с бумажным стаканчиком кофе: он почти не изменился и выглядел не менее импозантно и самоуверенно, чем десять лет назад. Неужели он его помнит?
– Да, месье… Санти… – промямлил Борис: почему-то он всегда с трудом выговаривал двойную фамилию этого человека. – Очень интересный доклад!
– О, называйте меня Рафаэль! Впрочем, я ничего нового не рассказал. А вот вы меня действительно поразили. Неужели нашли столько нового в архивах? И по содержанию – прямо чувствуется французская историография, я бы сказал Ренувен31… Поздравляю!
Левин не мог не чувствовать себя польщённым: всё-таки этот Санти считается одним из крупнейших специалистов по России – конечно, не таким, как Элен Каррер дʼАнкосс32, но всё же…
– Да, я большой поклонник Ренувена, а ещё больше – Дюрозеля33, – подтвердил Борис. – Это классика исторической науки. Ну и, конечно, российская школа…
– Блестяще! Интересно, а почему вы взялись за эту тему именно сейчас? Советский Союз, де Голль, движение Сопротивления34… – продолжал Рафаэль. Интересно, он спрашивает просто из вежливости?
– Мне кажется, это логично, учитывая предстоящий в две тысячи двадцатом юбилей, – начал Левин. – Я имею в виду семьдесят пять лет со дня победы во Второй мировой войне. Более того, я подготовил монографию – надеюсь, скоро она будет опубликована на французском.
Борису хотелось ещё и ещё говорить о своих исторических находках, но он постеснялся, считая своего собеседника слишком крупной птицей для таких подробностей. Однако при упоминании монографии Рафаэль немедленно отреагировал:
– Книга – это замечательно! Но, увы, просвещать новое поколение – непростая затея… Знаете, что регулярно спрашивают у меня студенты и даже докторанты? Почему в Париже одна из станций метро называется именем Сталина – «Сталинград».
Борис не нашёлся что ответить: конечно, если все уже давно забыли о Сталинградской битве, ставшей переломной в войне… По-видимому, Рафаэль, опубликовавший несколько книг о России, знал, о чём говорил. Однако именитый собеседник Бориса решил сменить тему:
– Так вы надолго в Париж?
– До Рождества.
– Прекрасно. Вот моя визитка – будете в Сорбонне или рядом, дайте знать. Посидим где-нибудь в баре, поболтаем! Меня очень заинтересовали ваши исследования!
– Спасибо. – Борис никогда бы не решился сам спросить о Насте, но собирался хотя бы что-то выяснить по поводу своего приятеля Анри. – А вы… Случайно не знаете… Э… Один человек, с которым я дружил…
