Анима. Отношение к домашним животным в России - страница 11

Повесть Д.В. Григоровича «Антон-Горемыка» (1847) – о том, как вконец обнищавший, преследуемый барским управителем крепостной мужик вынужден был отвести на ярмарку свою лошадь, чтобы заплатить недоимку. А там её украли, и это стало страшным ударом по хозяйству Антона-Горемыки. Мужики толковали об этом происшествии: «Знамо, в крестьянском житье лошадь дело великое: есть она – ладно (то есть всё ладится. – В.К.), нет – ну, вестимо, плохо»[68]. Знаток пореформенной жизни, популярный литератор Глеб Успенский в очерках «Власть земли» (1882) передавал слова бедолаги-крестьянина: «…Какой же я буду мужик без лошади?..» И ещё: «Хоть волком вой без лошади-то…»[69] Он же в очерке «“Четверть” лошади» (1888) наглядно изобразил, что кроется за сухими статистическими данными, согласно которым на одну ревизскую душу приходилась лишь четверть

лошади, – а именно: замкнутый круг нищеты и надрывного труда[70]. Действие рассказа «Побег Лизы Басовой» (из цикла «Бабы и дамы»), написанного А. В. Амфитеатровым, по-видимому, в первом десятилетии XX века, происходило в Сибири. Там имеется попутное замечание: «В России мена конём, продажа или покупка лошади для крестьянина – жизненный вопрос первой важности, а в степной Сибири конь – это своего рода живой денежный знак, четвероногая, ходячая, если не из рук в руки, то со двора во двор, оборотная монета»[71].

Важная сторона российского коневодства выразительно обрисована в эпизоде романа А.Ф. Писемского «Тысяча душ» (1858). Главный герой, которого назначили вице-губернатором, беседовал с молодым помещиком – того по навету наследников засадили в сумасшедший дом. Теперь же, наконец, было назначено «свидетельство в умственных способностях дворянина Язвина». Вице-губернатор, среди прочих вопросов, осведомился, хорошо ли родится хлеб в поместье Язвина. «Где уж, васепиисхадитество, хоросо хлебу родиться! – продолжал сумасшедший, как бы совсем попавший на свой тон. – Всё вон дядинька Михайло Ильич, вон он сидит тут. “Посто, говорит, дурак, тебе лосади? Ещё убьют тебя”, весь табунок и угнал к себе. Ну, а по деревне, васепиисхадитество, известно, как без лосадки, сами посудите! Посадка тебе и дело сделает, и добра накладёт. Мужички мне опосля говорят: “Барин, говорят, посто вы лосадок отдали: без скота хлебца не бывает”; а мне сто делать?»[72] И крестьяне, и помещики были согласны: лошадь в деревенской жизни необходима. Она и работы выполняет («дело сделает»), а ещё навоз от неё («добра накладёт»), без которого в большей части России сколько-нибудь значительные урожаи невозможны.

Фольклорист и этнограф Д.К. Зеленин цитировал чувашскую поговорку: мол, если богатеет чувашин – «платит беду», если богатеет татарин – берёт себе жену, а если богатеет русский – покупает себе лошадь[73]. У марийцев были пословицы, которые в переводе звучат так: «Лошадь – опора хозяйства»; «Хозяйство без лошади, что человек без головы»; «Лошадь – крылья человека». По наблюдению марийского фольклориста А. Е. Китикова, «другие животные в пословицах используются как образы для характеристики человека, но такого почтительного отношения к себе, как лошадь, не имеют»[74]. Пожилые женщины-марийки из села Байса Уржумского района Кировской области, судя по записям, сделанным в 1990–1994 годах, повторяли: «Плохо жить безлошадному»[75]. Согласно фольклорным данным, и у мордвы лошадь весьма почиталась