Читать онлайн Юми - Большая волна в Канагаве. Битва самурайских кланов

© Перевод с японского

© ООО «Издательство Родина», 2022

Редакторский проект Олега Селина

(от редакции)

В конце XVI – начале XVII века в Японии шли жестокие междоусобные войны. В итоге, князь Токугава Иэясу (послуживший прообразом Князя в данной книге) сумел победить своих соперников и создал великую империю, в которой его потомки правили более двухсот пятидесяти лет.

В своей борьбе с непокорными провинциальными князьями он опирался на самураев, сословие воинов, похожее на рыцарское сословие в Европе. У самураев был свой кодекс чести (кодекс Бусидо, от другого названия самураев – буси), основанный на учении буддийской секты Дзэн. Помимо понятий о воинском долге, личной чести, самопожертвовании, благородстве поступков, кодекс Бусидо предписывал самураям особое отношение к жизни и смерти в духе заветов Будды. Кроме того, в правилах Бусидо говорилось о любовной этике самурая, его взаимоотношениях с возлюбленной или женой.

Надо заметить, что благодаря этим правилам поведение самураев во многом превосходило даже лучшие образцы «рыцарского поведения», известные нам по Европе. В данной книге один из главных героев (Такэно, чьим прообразом являлся Такуана, великий фехтовальщик из окружения князя Иэясу) как раз служит примером типичного самурая, преданного своему князю и свято соблюдающему кодекс Бусидо, в том числе в отношениях со своей возлюбленной, а потом женой (Йокой).

В заключение следует упомянуть о средневековой японской литературе. Она отличилась глубокой лиричностью, более всего присущей поэзии. Короткие стихотворения, характерные для нее, полны проникновенных описаний тончайших человеческих чувств и трогательных картин природы. Кстати, любовные ухаживания в Японии начинались с того, что молодой человек отправлял стихи своей любимой девушке, а она ему отвечала тоже стихами. По этим стихотворным посланиям молодые люди составляли мнение о внутреннем мире друг друга.

Таким образом, поэзия занимала огромное место в жизни японцев, что также нашло отражение в данной книге. Ее герои часто используют стихи (преимущественно, японского поэта Мацуо Басе, жившего, правда, несколько позже описываемой эпохи) в своей речи и своих посланиях – и это не прихоть автора, так было на самом деле в средневековой Японии.

Море и суша перемешались в заливе Дракона. Морская вода заполняла большие и малые пространства между скалами и каменистыми отмелями; где-то бурлила, где-то закручивалась водоворотами и разлеталась брызгами, где-то стояла почти неподвижная. Разным был цвет и моря: от белесого с серым оттенком в водоворотах между камнями до фиолетового с синими полосами – на выходе из залива в Океан.

Не менее хаотичным и беспорядочным был вид того, что можно было назвать сушей: из моря вздымались изломанные куски скальной породы; некоторые из них были громадными по высоте и ширине, другие так малы, что из воды торчали лишь острые верхушки камней.

Тут водилось много рыбы и моллюсков, но ловля их была опасным занятием не только из-за особенностей залива Дракона, но и оттого, что Океан слишком часто и страшно напоминал о себе.

Рыбацкая деревня, приткнувшаяся на крошечном клочке берега под покосившейся горой, много раз уничтожалась яростью Океана, но каждый раз отстраивалась заново, и отсюда уходили в море лодки. А на берегу оставались женщины, дети и старики, которые за своими повседневными занятиями и будничными разговорами скрывали привычный страх ожидания.

В это утро старик Сэн повел Такэно на самую вершину горы, что удивило и рассмешило мальчика – ведь взрослые никогда не ходили туда, взбираться на гору было детским развлечением. Такэно решил про себя, что старик чудит, и в деревне опять будут смеяться над Сэном; но, с другой стороны, мальчик не понимал, почему люди, повзрослев, перестают подниматься на вершину и лишают себя такого удовольствия.

Идти в гору со стариком было весело: Такэно легко прыгал по камням, далеко обгоняя Сэна, потом возвращался к нему, подсказывал, где лучше пройти, и снова убегал вперед. Единственное, что вызывало его досаду, медлительность подъема: Такэно успел бы три раза подняться на гору и спуститься с нее за то время, что они шли со стариком.

Достигнув вершины, Сэн уселся на землю, скрестил ноги и обратил лицо к солнцу, взошедшему над горизонтом. Старик молчал, и мальчику стало скучно. От нечего делать он начал собирать мелкие камешки и кидать их в чахлый куст, чудом выросший на крутом склоне горы.

– Разве это куст не кажется тебе прекрасным? – раздался голос старика.

Такэно живо обернулся к нему.

– Прекрасным? Да что вы, дедушка Сэн! – и спохватившись, что ответил поспешно и невежливо, тут же прибавил:

– Простите, я не понял вашего вопроса, уважаемый дедушка Сэн.

– Если ты не понял его, то я не смогу объяснить тебе. Мои слова дойдут до твоих ушей, но не до твоего сердца. Слышать, понимать, осознавать, предчувствовать – вот четыре ступени познания, из которых ты прошел только две, но даже на второй пока стоишь непрочно.

Деревня у моря

Мальчик снисходительно выслушал эту заумную тираду.

Сэн почмокал губами, вытер слезящиеся от яркого света глаза и сказал:

– Впрочем, многие из взрослых жителей нашей деревни тоже стоят лишь на второй ступени познания, и стоят непрочно… Почему, как ты думаешь, эту бухту назвали заливом Дракона?

– Потому что отсюда, сверху, скалы и камни залива похожи на чешуйчатый гребень спины огромного дракона, – торопливо произнес Такэно заученную фразу.

Сэн саркастически закашлялся.

– Да, да, эти слова повторяют все у нас! Едва ребенок начнет говорить, как он уже твердит о спине огромного дракона, на которую похож этот залив. Запомни, Такэно, затверженные истины подобны крепким глухим стенам: они защищают от опасностей внешнего мира, но они же не дают нам выйти в этот мир.

– Через стену можно перелезть, уважаемый дедушка Сэн, или сделать в ней ворота, – возразил Такэно.

Старик засмеялся.

– Отчего же ты не перелез через стену, Такэно? Ты бы увидел тогда, что сравнивать скалы и камни залива с гребнем спины дракона, значит, принижать их. Каждый из этих камней неповторим и прекрасен, каждый из них имеет свою душу. Можно всю жизнь смотреть на один единственный камень, изо дня в день, – и если через пятьдесят лет ты поймешь хотя бы тысячную часть того, что составляет его душу, считай, что ты не напрасно жил на свете.

Мальчик согласно кивал, краем глаза наблюдая за рыбацкими лодками, распустившими паруса на большой воде Океана.

Сэн проследил направление взгляда Такэно и тоже посмотрел на паруса.

– Сегодня рыба лучше ловится в Океане, – пробормотал старик. – Лодки вышли из бухты.

– Течение переменилось, – пояснил мальчик и вновь спохватился, что нарушил правила вежливости, ибо подобное высказывание предполагало неосведомленность собеседника и возвеличивание собственного ума. Даже среди равных это было неучтиво, а уж тем более не допускалось в разговоре со старшими.

Но старику понравилась дерзость мальчишки. Сэн хихикнул и дернул Такэно за полу длинной полотняной куртки.

– Тебе не терпится высказать свои мысли, мальчик? Тебе трудно придется с людьми. Гармонию нашего маленького мирка легко разрушить всего одним неосторожным словом. Однако рано или поздно тебе придется сделать выбор: либо подчиниться этому мирку и соблюдать все его законы, либо восстать против него… Ты испугался, Такэно? Для того чтобы перелезть через стену нужна, оказывается, храбрость, а?

– Да, уважаемый дедушка Сэн, – низко поклонился мальчик старику, подумав, что в деревне, видимо, не зря относятся к Сэну с подозрением.

– Течение переменилось, – повторил старик, и лицо его стало очень серьезным. – А мне всю ночь не спалось, и сейчас мучает беспокойство. Ты не замечаешь ничего необычного, Такэно?

Мальчик внимательно оглядел залив, берег, прислушался к шуму прибоя, подставил щеку ветру и, в заключение, взглянул на небо.

– Нет, дедушка Сэн.

– День сегодня ясный и тихий, ветер совсем легкий, безобидный, на горизонте не видно ни облачка; нигде нет никаких тревожных признаков. Так ты сказал бы, мальчик, если бы не побоялся в третий раз за утро нарушить приличия в беседе, – сказал Сэн. – Ты прав, наши зрение, осязание и слух не дают сегодня повода для тревоги. Однако есть еще внутреннее чувство, а оно острее, чем внешние ощущения. Я говорил об этом нашим рыбакам, когда они на рассвете готовились выйти в море, но надо мною лишь посмеялись. Невзирая на уважение к моим сединам, надо мной часто смеются.

Мальчик смутился и потупился. Старик издал короткий невеселый смешок.

– Знаешь, что мне ответили рыбаки? «Уважаемый Сэн, мы благодарны вам за предупреждение», – и продолжали собирать свои снасти. А когда я уходил, я слышал, как один из рыбаков процедил: «Просветленный Сэн». Тут все они захохотали: да, на Будду я не похож.

– Извините, дедушка Сэн, но что вы чувствуете, чего надо опасаться? – почтительно спросил одолеваемый любопытством мальчик.

– Если бы я действительно был просветленным, я бы ответил тебе, чего надо опасаться. Но в том-то и беда, что я ощущаю опасность, но не знаю, откуда она грозит. Может быть, это просто стариковская мнительность. Может быть… Но рыба ушла с мелководья на глубину, и крабы исчезли неизвестно куда; я не видел, чтобы рыбаки вытаскивали крабов сегодня.

– Что же нам делать, дедушка Сэн?

– Ждать. Когда мы ничего не можем сделать, нам остается только ждать. Садись рядом со мной, мальчик. Лучшие достоинства мужчины – это терпение и спокойствие.

Сидеть на твердой каменистой земле было очень неудобно; к тому же, солнце жгло немилосердно, а тень от широкой соломенной шляпы закрывала только плечи, но не спину и грудь. Куртка Такэно накалилась, и он чувствовал себя так, будто на живот и поясницу ему положили горячие камни.

Во рту пересохло, страшно хотелось пить, но Такэно не догадался взять с собой воду, когда пошел на гору. У Сэна тоже не было воды, однако его, казалось, нисколько не беспокоила жажда, так же как зной: старик неподвижно сидел на солнцепеке и даже не отмахивался от назойливых мух, непонятно откуда взявшихся на горной вершине.

Такэно уже раза три порывался спросить, не пора ли спуститься вниз, но каждый раз подавлял в себе этот порыв, потому что твердо решил дождаться, пока старик сам предложит вернуться в деревню.

День по-прежнему был тих и ясен; ветер – и тот перестал дуть, хотя его дуновение было бы очень кстати в такую жару. Мальчик подумал, что рыбаки были правы, не прислушавшись к предупреждению Сэна: на море был полный штиль, и рыбацкие лодки застыли на неподвижной глади Океана.

Такэно громко вздохнул, пытаясь обратить на себя внимание старика и вызвать его на разговор. Однако Сэн слегка поднял вверх ладонь правой руки, то ли предостерегая мальчика от ненужной болтовни, то ли призывая Такэно подождать еще немного.

Мальчик с тоской подумал о том, как весело начинался сегодняшний день и как уныло продолжился. Снова вздохнув, он пригнулся вперед, уперся руками в колени скрещенных ног, и вскоре задремал…

Его разбудил сильный порыв ветра, едва не сорвавший шляпу с головы Такэно. Мальчик схватился за нее, и напуганный внезапным пробуждением, быстро огляделся: день был все так же ясен, но спокойствие, разлитое прежде в природе, исчезло. За первым порывом ветра налетел второй, потом третий, один сильнее другого; затем ветер подул с нарастающей силой, пока не достиг такой мощи, что Такэно, в страхе, как бы ни улететь с горы, упал навзничь на землю, подсунув шляпу под грудь, а руками уцепившись за камни.