Анклав. Танцующая в лабиринте - страница 9

Он совсем по-стариковски прокрался на цыпочках в коридор и заглянул в глазок, чтобы подсмотреть, что там творится, под его дверью.

В соседнюю квартиру как раз вошла молодая женщина с сумкой и ребёнком. Она показалась ему странно знакомой, но разглядеть её толком он не успел, зато прямо ему в глаз уставился подслеповатый глаз старухи Шмулевич.

– Старая ведьма! – отпрянул он от двери.

– Сам ведьмак! – глухо донеслось с площадки, – я вот на тебя пожалуюсь!

– Флаг в руки, ветер в спину, – пробормотал Моисей Израилевич, – значит всё же сдала свою халупу, жмотка старая.

– Сам жмот! – снова донеслось из-за двери.

– Ох, смотри, Анна, схлопочешь ты однажды дверью в лоб! – громко сказал он.

– Сам схлопочешь!

Он ухмыльнулся и пошёл собираться на работу…

***

Нина обошла их с отцом двушку и вздохнула. Не густо добра нажил батя честным трудом. Только что диван в зале, в котором жил отец, стоял огромный, кожаной подковой выбиваясь из простецкой мебели из ДВП производства местной мебельной фабрики. Под этот диван отец три года назад снёс кладовку и выстроил перегородками нишу в зале, а вторая часть ниши от бывшей кладовки была теперь в её комнате. Она тогда у отца спросила, как они будут без кладовки, а он отмахнулся, буркнув сердито: «Как будто у нас добра некуда складывать! Лишнее на помойку, нужное в шкаф, и вся недолга! А так хоть есть где посидеть с мужиками, да и тебе с подружками почирикать».

Теперь она ещё раз оглядела нишу в своей спальне, углубление у дальней стены комнаты за небольшим углом. Если оклеить обоями с детским рисунком, поставить деревянную кроватку, корзину с игрушками, да задёрнуть яркой шторкой на «струне», получится отдельная детская для Серёжки. Она вздохнула. Козёл его папочка, как есть козёл, отказался и от неё, и от ребёнка. Впрочем, учитывая, что он сел за кражу, может оно и к лучшему, на чёрта им такое счастье, джентльмен удачи в семье! И Нина, наскребя несколько сотен в кошельке, да ещё прихватив из серванта из денег «на хозяйство», оставляемых ей отцом, собралась на рынок за обоями и тканью.

Дед Василий пришёл домой к вечеру злой и усталый, и сразу учуял неприятный душный запах. Хотел дёрнуть форточку, но Нинка закричала из спальни: «Не открывай окно, дед!»

Он зашёл к дочери и споткнулся о кресло, стоявшее посреди комнаты.

– Это чего тут у тебя?

– Детскую делаю, – буркнула такая же, как он, злая и уставшая Нинка.

Он осмотрел её работу. Дочь выбелила потолок, ставший за несколько лет серым от копоти, и наклеила на стены в углу своей спальни дешёвые бумажные голубенькие обои с кораблями и пиратами, с сундуками с сокровищами и акулами. Сейчас она подтирала заляпанный обойным клеем пол, отодвинув остатки обоев.

– Для Серёги придумала?

– Ага. Только окна пока открывать нельзя, а то всё отвалится.

– Нельзя так нельзя. А это чего? – он показал на ярко-голубую штору, свесившуюся с гладильной доски.

– Занавеска будет. Только сначала надо «струну» натянуть. Поможешь?

Василий молча сходил за инструментом и, просверлив пару дырок в стене и в перегородке, натянул проволочную гардину и помог дочке повесить штору. Они отдёрнули её и закатили туда кроватку, и, пыхтя, впихнули между ней и стенкой пластиковую корзину для белья, в которой были игрушки.

– Слушай, а Серёжка-то где? Тихо как! – воскликнул вдруг Василий.

– О, опомнился! С соседкой он, спасибо, согласилась посидеть.