После недолгой возни Андрей высунулся из окна задней двери:
– Илья, допмагазины доставать?
– Не, давай как есть. И патронов пачку.
– Так в пачках у нас трофейных нет! – удивился Чпок. – Только россыпью.
– А мне какая разница, давай две дюжины россыпью.
– На, держи! – буквально несколько секунд спустя Андрей снова появился над бортом машины, но на этот раз с ярким пластиковым пакетом в руках.
– Спасибо, дорогой! В благодарность командование в лице меня разрешает снизить интенсивность несения службы на семь десятых процента!
Андрюха слегка призадумался, очевидно вычисляя, что же значит моя тирада, потом хохотнул и вскинул руку в воинском приветствии:
– Да, мой генерал!
Я притворно скривился:
– Запомни, к непокрытой голове руку прикладывают только в том случае, если она пустая, Следопыт! – с важным видом отчитал я «молодого», но потом не выдержал и засмеялся.
Дежуривший у рации южанин тоже рассмеялся:
– А вы, Илья Васильевич, служили? И в каких войсках? – в последнем вопросе проскользнула явная ирония.
«Ну как же «военная косточка» над шпаками, в солдатики играющими глумится, что ж тут непонятного…»
– В Отдельном добровольческом разведывательно-диверсионном батальоне семьдесят шестой гвардейской Черниговской Краснознаменной десантно-штурмовой дивизии! – четко и внятно, как четырнадцать лет назад на прощальном параде в славном городе Юрьеве, отрапортовал я. – Еще вопросы будут, лейтенант?
Лицо южанина вытянулось, и он, пробормотав «Простите, Илья Васильевич», сделал вид, что ему срочно необходимо внести какую-то запись в журнал.
Андрюшка просек фишку и, выйдя из машины, попытался продемонстрировать строевую подготовку, но уже на втором шаге запнулся, да так, что чуть не упал. Пришлось его подбодрить и одновременно сделать внушение:
– Покривлялись и будя, – негромко сказал я ему, подойдя вплотную. – Но не умеешь – не берись, а берешься, так учись. Кстати, я сам всей этой шагистике не обучен. Не до того было в двадцать шестом.
– Я понял, Илья.
– Ну и чудненько… А устав, если хочешь, я тебе могу дать почитать. В Торжке у меня лежит.
* * *
Баня оказалась весьма приличной – отдельно стоящее двухэтажное строение в паре сотен метров от «Хризантемы», расположенное во дворе большого трехэтажного особняка. Построили ее явно еще до Тьмы, так что расслаблялись мы сейчас в заведении с «более чем тридцатилетними традициями», как писали в рекламных объявлениях старых журналов.
Первый заход решили сделать командирским – у полковника был ко мне, как он намекнул, серьезный разговор.
Отделка помещения или неплохо сохранилась, или же ремонтировалась время от времени. Даже мебель не производила впечатления собранной с миру по нитке. И пара диванов и кресла были частью одного гарнитура, что само по себе удивительно. И для места, и, что уж там жеманничать, времени. В первые годы после Беды многие как раз мебелью дома и топили. До леса или поленницы еще дойти надо, а шкаф или диван вот они – рядом. Да и мы в Люберцах тоже не скромничали, но там все-таки город и с дровами во много раз хуже.
По многолетней привычке я первым делом осмотрел все помещение и задвинул щеколду на двери запасного выхода – не хватало еще, чтобы кто-нибудь «вошел без стука, стрельнул без звука».
– Заноза, ты за собой какой ствол застолбишь? – спросил меня Верстаков, выгружавший из большой спортивной сумки свой арсенал.
«Лучше быть живым параноиком, чем мертвым альтруистом!» – похоже, капитан руководствовался именно этой поговоркой, отправляясь в баню помыться.
