О чем Анна беспокоилась больше всего, так это о санитарии. Ей непросто было вычистить дворец, но еще труднее было заставить придворных придерживаться чистоты. Однако ее усилия все же увенчались определенным успехом: они стали мыться, справляли нужду в комнатах для облегчения и перестали бросать обглоданные кости на пол.
Мать всегда рожала в бане, но этого Анна позволить себе не могла, чтобы не приводить в шок придворных. И без этого она не сходила с их языков, часто злых и недовольных. Поэтому королева не хотела становиться причиной повсеместных обсуждений, чтобы не нагнетать обстановку накануне рождения ребенка, которая могла повредить ему.
Тем не менее, она приказала к моменту родов подготовить чистые простыни и пеленки, много горячей воды, несколько чистых тазов и кувшинов, которые понадобятся для мытья рук и омовения новорожденного.
Анне уже не раз приходилось слышать, что после родов рожениц преследовала родильная горячка. И хотя она не была сильна в медицине, интуиция подсказывала ей, что именно нечистоплотность во время родов часто приводила к смерти молодой матери. Поэтому и решила избежать подобных последствий.
И хотя Анна была готова к родам, момент, когда они начались, стал для нее неожиданным. У неё отошли воды, что очень ее напугало. Как назло, в эту минуту рядом с ней не было лекаря, и она срочно послала Селин Д'Арно, старшую из опекаемый ею девушек, за ним.
– Не волнуйтесь, ваше высочество, – попыталась ее успокоить Эрмесинда, уже родившая двух дочерей. – Это отходят ненужные воды, которые указывают на то, что скоро у вас начнутся схватки.
– Схватки? – переспросила Анна.
– Это такие периодические боли, свидетельствующие о том, что ребенок готовится выйти из темноты материнского чрева на божий свет, – объяснила ей герцогиня.
– Они будут сильно болезненными? – не скрывая страха спросила королева.
– Да, очень, но на протяжении многих веков невыносимая боль считалась во время родов обязательной и необходимой. Агония, которую женщины испытывают при родах, тесно связана с падением Евы в Эдемском саду и постоянно напоминает им о её первородном грехе.
– Эрмесинда, удалите из моей опочивальни всех девушек и оставьте из фрейлин только женщин, – приказала королева.
Герцогиня тотчас выполнила ее распоряжение и, спустившись в зал, громко объявила: «Королева рожает!»
Придворные, отдыхавшие после обеда, тут же повскакали с мест и бросились в опочивальню Анны. И вот уже плотная толпа обступила постель, в которой металась королева.
Берта, графиня Понтье, вместе с другими фрейлинами подняли крышки всех сундуков, расплели ей косы, развязав все узлы на лентах, открыли замки во всех шкатулках, объясняя по ходу дела её высочеству, что любая запертая или завязанная вещь может затруднить ей роды. А затем стали петь для неё песни, которые должны были облегчить состояние рожающей королевы.
Анна, удобно устроившись на ложе, прикрыла веки и слушала их голоса, которыми они обращались в молитве к святой Маргарите, которая смогла выбраться из чрева самого дракона, который её поглотил, – и вдруг резкая боль пронзила ее тело. Крик вырвался из ее уст, а из глаз потекли слёзы.
– Господи, как больно! – прошептала она, но добавить ничего не успела, поскольку новая боль заставила ее закричать.
Наконец в опочивальне появился Лорентин. Он сходу приблизился к королеве, но она крикнула: «Помой руки и только после этого прикасайся ко мне!»
