– Не знаю. С вами, возможно, и права, – кивнула Анна. – А я, между прочим, в школе работаю, и профессию свою люблю, на вашу б не променяла.
– Ой, да бросьте, мы ж не на собрании, – брезгливо скривилась Катерина – У вас там через одного лупить надо! Не поверю, что вы никогда…
– Никогда, – оборвала Анна Егоровна. И твёрдо добавила: «И хватит об этом»
– Ну ладно, ладно, разобиделась! Нам ещё до вечера вместе ехать, давайте в мире и дружбе!
Катерина порылась в огромной кожаной сумке и достала внушительный неаккуратный свёрток: «Давайте перекусим лучше. И запьём знакомство. А то, что ж всухую? – никакого удовольствия, одни мозоли на…» (она смачно припечатала пошлятиной).
Анну Егоровну передёрнуло от такого «юмора», но она промолчала. А выпить – решительно отказалась.
– Слушайте, не ломайтесь, а то ведь подумаю, что брезгуете! – насторожилась Катя.
– Думайте, что хотите.
В тоне Анны было что-то такое, что попутчица смиренно притихла, молча налила себе полстакана, и молча же, выпив, принялась закусывать. Но через пять минут не выдержала и уже добродушно попросила:
– Аня, поешьте! Пожалуйста! Я не хотела вас обидеть, ей-богу! Извините, если что!
Анна Егоровна, чувствуя себя неловко от собственной резкости, кивнула: «Да и вы меня простите. Забудем»
Женщины стали есть, перейдя на другую тему, но захмелевшая попутчица, видно, должна была выговориться:
– Анечка, вот ты послушай одну историю! Ничего, что на «ты»?
Тут в купе вернулся Сашка, и весёлая раскрасневшаяся Катерина, решительно усадив парня, придвинула ему бутерброды: «Ешь, мужчина! Мужик должен быть сытым. Налить, может? Тоже нет? Ну что вы, в самом деле, такие некомпанейские? Ладно, кушай, кушай… Кушай – и слушай, тебе тоже полезно. Так вот, Анюта, племяшка у меня есть, брата двоюродного девчонка, такая, как Сашка твой. В прошлом году ездила я к ним в гости. Хорошо живут, всё есть, а книг-то, книг!.. В жизни столько не видела. А Женька, племянница, их день и ночь читает. Ну вот, и как раз ей какую-то там книжку дали, про мастера какого-то вроде, – так, веришь ли? – всю ночь читала! Отец – возьми и скажи: вот, мол, как матери помочь – так тебе некогда, уроки надо делать, а потом – спать хочется. А как всякую ересь читать – так ночи не жалко. Тут Женька как упёрлась: не понимаете ничего, это великая книга! А брат мой – тоже упрямый, я, говорит, читал, ничего, мол, выдающегося. Так Женька прямо в крик: примитивный, ограниченный! А он ей: недоучка! Было б из-за чего, тьфу!!! Короче, хлопнула девка дверью – и была такова. Дома не ночевала! Лизка, мать, всех обзвонила, братец мой – в милицию бегал. А я сразу сказала: небитая она у вас, други мои, вот что! Воли много взяла, а сама ещё зелень сопливая. И уймитесь, говорю, придёт, не надо сердце рвать! Наутро явилась. Да виноватая такая. Простите, папа-мама, погорячилась я. Ночевала-то где, спрашиваем? А нигде! В соседнем подъезде, говорит, простояла. Ну, братец с Лизкой ничего, рады. А я – не могу, аж кровь кипит! Это ж ей так и сойдёт, малолетке! Я говорю: „На колени перед нами встань, попроси, как следует. Знаешь, что мы пережили?!“ Брат замахал на меня руками, мол, девочке и так плохо. А я – как стена. Нет, говорю, вовремя не поставите на место – ей всегда плохо будет, а вам и того хуже! В общем, голос подняла, пригрозила: не встанет – знать вас больше не хочу. Брательник в курсе: если я чего задумаю – железно, и слово моё – кремень!»
