Читать онлайн Лариса Ратич - Антипедагогические этюды

Уважаемые педагоги, то есть ВСЕ, кто читает эти строки: воспитываем мы, воспитывают нас, в зависимости от возраста и обстоятельств, и этот процесс непрерывен, как сама жизнь.

Много лет работая в школе, я убедилась: труд учителя – воистину героический, подвижнический. А родительская любовь – самая высокая, истинная, непреходящая. И всё это наваливается на нас (или мы наваливаем на кого-то…).

Низко кланяясь и педагогам, и родителям, я, однако, призываю всех не забывать о том, что всегда полезно бывает взглянуть на себя в зеркало. Ибо, не видя сажи на лице, как её отмоешь?

Тем более, что среди этих историй нет ни одной выдуманной…

Тамила Терентьевна всегда была толковая женщина и педагог хороший. Даже сама заведующая, довольно скупая на похвалу, частенько любила повторять:

– Тамила – это то, что надо. Наша! Посмотрите, какая у неё дисциплина!

Да, дисциплина в средней группе детсада «Огонёк», где работала Тамила Терентьевна, была, что называется, «железной». Воспитательница в душе считала самым лучшим военную постановку дела, – тут она равнялась на мужа. Он-то знал настоящую цену порядку, его многолетняя служба – яркий тому пример («Массу надо чётко организовать!»).

А эта детская масса, между прочим, не такая уж и подвижная, как принято считать. Главное что? Строгий голос, чёткие команды: кто, куда, когда, зачем. Чуть что – наказание. Опять же чёткое: кому, сколько. Но бить не надо. Во-первых, опасно. Во-вторых, лишнее. При хорошем-то голосе. И никаких улыбочек, «сюсю-рассюсю».

Зато и все первые места – в средней группе. Даже «старшие» – на конкурсе строя и песни в подмётки не годятся, срамота одна с их Евдокией Петровной. Как наседка над ними: Петенька, Леночка, Сашенька, ко-ко-ко, ко-ко-ко! А спать уложить – полчаса потратит!

Брала бы с Тамилы пример:

– К кроватям подойти! Тапки снять! На счёт до трёх – под одеяло. Считаю до десяти – закрыли глаза, глубоко дышим, спим!

И всё! Пару раз выволокла нарушителей за ухо из постельки, да босиком в туалете поставила на десять минут, больше и не надо. Лучше снотворного.

А позавчера в группу поступила новенькая. Тамила сразу её невзлюбила, как чуяла. Домашняя такая, холёная, распущенная. Хотя делает вид, что ласковая. Хитрая! Но ничего, посмотрим, кто хитрее. Много спрашивает, а воли такой требует – голова треснет у любого.

…Сели дети рисовать – все, как один, как сказано, так и рисуют. Показала Тамила, как надо (а она умеет, Тамила-то!) – все так и срисовывают. А эта Эллочка (дали же имечко!) норовит не так, как люди. С вывертом дрянь малая, наплачутся ещё с ней.

– Тамила Терентьевна, а я хочу больше листочков нарисовать. Как у вас – некрасиво, дерево совсем голое!

Тамила чуть не сорвалась. Голое! Это ж надо! Тоже мне, Пикассо в зародыше! Но – сдержалась. Крик – это не наш метод. Настоящему педагогу не к лицу. Мысленно похвалила себя: есть выдержка! А голосом – только подытожила:

– Петренко, рисуй, как положено. Накажу.

Девочка справа, Ира Крутикова, быстро толкнула новенькую в бок и, расширив глазёнки, покачала головой. Лучше послушаться, да. «Наказание» – это серьёзно.

Но Эллочка не унималась:

– А мама говорит, что всегда надо ФАН-ТА-ЗИ-РО-ВАТЬ!

Ах, мама, значит, говорит. Это та белобрысая, которая вчера чирикала: «Тамила Терентьевна, очень вас прошу, Эллочка недавно болела, проследите, пожалуйста, чтоб её нигде не продуло!» И это летом! А что зимой скажет?! Наглая, зла не хватает. Ничего, сдержанность – это Тамилин «конёк».

– Элла, рисуй как все. Больше повторять не буду.

Ну вот, замолкла, рисует. Не глупая, как оказалось. Ещё пару раз так сделать – будет шёлк в тон всей группе.

Спустя двадцать минут Тамила начала собирать работы. Взяв в руки Эллочкин листочек, она почувствовала, что закипает:

– Эт-т-то что за номера, дорогая моя?! Ты глухая или тупая?!

Эллочка дебильно заулыбалась:

– Так ведь посмотрите, Тамила Терентьевна, дерево кучерявое получилось. Как моя мама! А не голое, как ваше!

Так… Всему есть предел. Только спокойно. Надо просто наказать. Предупреждала же.

– Ну что ж, сама виновата, Петренко. Зато ты запомнишь хорошо, что такое дисциплина. – Тамила чеканила «доходчивые» фразы, гордясь собой. – Голое дерево? Ну что ж, значит ты… – Тамилу осенило. – Значит, ты сейчас постоишь перед всеми пять минут голая.

…Такой тишины в группе никогда не было. Эллочка раскрыла ротик и уставилась на воспитательницу. Тамила рывком подняла ребёнка со стульчика и, внезапно наклонившись, ловким движением спустила на девочке трусики. Дети ахнули, кто-то завсхлипывал. Тамила резко повернулась:

– Кто там сопли выпустил?! Фролов? Марш ко мне!

Мальчик с глазами, полными ужаса, шагнул к Тамиле как кролик к удаву.

– Становись рядом! – и тем же движением оголила ребёнка.

Так! Тишина. Теперь – на часы. Пять минут надо. Но они не успели пройти, как вдруг закричала и заплакала Катя, за ней – Света, Коля, Игорь… Дети истерически рыдали, закрыв лица ручонками. А Эллочка с Ваней так и застыли, как будто окаменели от горя.

Тут Тамила всё-таки вышла из себя. Живой ведь человек! Довели, щенки!!!

– Да я вас всех сейчас, всех!! Снимайте трусы! Ну?!!

И вдруг неожиданно самый тихий мальчик Саша Долгов кинулся на неё с кулачками:

– Дура! Дура!! Дура!!! Дура!!!!

Он упал и зашёлся в истерике, колотясь головой об пол, корчась и давясь слезами. Тамила по-настоящему испугалась. Разве ж она думала, что в группе есть припадочные?!

Рванулась к двери: «Ирина Сергеевна! Медсестру, срочно!!!»

В общем, обошлось. Но только – нет справедливости на свете! – белобрысая мамаша подбила троих родителей, они нажаловались кому-то, и Тамилу Терентьевну быстро «сняли».

«Да, разбрасываться такими кадрами – никогда в стране порядка не будет!» – всем теперь рассказывает Тамила с горечью.

– Что, Петрова, опять?! – голос «трудовички» (она же – учительница черчения) вибрировал от возмущения. – И что ты за девочка?! Ведь я предупреждала, что буду ставить годовые! Девочки, было?!

– Да, да! – согласно закивали семиклассницы.

– Ну вот! Как говорится, теперь не обижайся. «Два» я тебе с бо-о-ольшим удовольствием закатила бы, но… Себе дороже. «Тройка» тебе, Петрова, и то скажи «спасибо». Слов нет!

Петрова сидела, опустив голову. Сейчас ведь точно «трояк» поставит. Да она права, Валентина Михайловна, права. Она такая добрая, красивая… И так целый год терпела, это точно. Вздохнёт только: «Ну что, Петрова Лиля, опять ничего не сделала? Ничего не принесла? Ладно, в последний раз. Но что бы точно в последний, слышишь?»

Вот и доигралась Лиля до последнего…

Уроки домоводства она ненавидела до истерики. Нет, Валентина Михайловна ни при чём. Она такая, такая! И вяжет, и шьёт, и вышивает! И всё, что на ней – своими руками, такое всё, такое! Вот бы и себе так!.. На первом уроке домоводства Валентина Михайловна сказала: «Девочки, мы с вами будем встречаться один раз в две недели, мне удалось добиться такого графика. Всё-таки «сдвоенные» уроки – польза большая, можно многое успеть. А я вас научу всему-всему! Вот увидите! К концу года сошьём вам по платью! Согласны?

– Ура! Согласны!

– А мы будем вышивать?

– А вязать?

– Спицами или крючком?

– Валентина Михайловна, а я умею крестиком!

– Успокойтесь, девчата! Будете у меня на все руки! – засмеялась Валентина Михайловна.

Лиля, прибежав домой, радостно, взахлёб, рассказывала родителям:

– И «крючком» сказала, и спицами, и платье сошьём!

Мама улыбалась: «Ой, да пусть! Хорошо!»

…Через две недели, после очередного урока, Лиля попросила:

– Мам, Валентина Михайловна сказала купить спицы и нитки, «ирис» называются.

– Что? – встрепенулся отец. – Какой ирис? Возьми вон в шкатулке кусочки, и хватит. И спицы от бабушки остались.

Лиля полезла в ящик с нитками-иголками, и в уголке нашла несколько крошечных цветных катышков-остатков и три ржавые тонкие спицы.

– Папа, здесь не то, понимаешь? Надо купить ирис и…

– И на голову мне ещё сядь, а я покатаю, – саркастически отметил отец.

– Но ведь, папа!..

– Всё. Спиц даже не две, а три. А надо две. Не делай из меня дурака. И ниток хватит. На такие забавы – вполне.

Тон отца был тот самый, который Лиля про себя называла «газировкой». Вроде не кричит, а от его слов в носу начинало щипать.

…На урок труда и она пришла без спиц и без ниток, и с завистью рассматривала яркие цветные клубочки у одноклассниц. А у Аллы Смирновой – даже несколько… Валентина Михайловна показала, как набирать петли, и девочки, пыхтя, принялись «строить» свои первые кривые рядочки. И Лиля научилась (на Аллочкиных нитках, а спицы ей Валентина Михайловна свои дала). Да так ловко получалось, хотелось делать и делать!

– О, молодчина! Да ты способная. Только спицы больше не забывай. Ладно? Девочки, дома связать кусочек 10 см на 30 петель лицевыми петлями!

Когда пришёл следующий урок, Лиля опять явилась безо всего. Валентина Михайловна огорчилась: «Ну как это „дома забыла“? Ведь у тебя хорошо получалось! Ладно, „четыре“ поставлю, но принесёшь и покажешь!»

А в следующий раз она уже сердито развела руками: «Удивительно!» И поставила «двойку».

Отец, увидев оценку, взвизгнул:

– Это ещё что?!

– Это, папа, за поведение, не сердись! Все девочки шумели, и Валентина Михайловна каждой поставила!

– Вот что, если ещё раз такое повторится, я ей выскажу! Тоже мне педагог. Как таких на работу принимают?! Кто же за поведение всем ставит?!

Он долго возмущался, но Лиля уверяла так покорно и раскаянно, что больше ничего подобного не повторится, что он успокоился.

…Валентина Михайловна уже привыкла, что Петрова – странная. В классе всё схватывает, но ничего никогда сама не приносит. И если добрая Смирнова не поделится – так и просидит весь урок.

«Лиля, объясни ты мне!..» – Валентина Михайловна устала от этих просьб. И она махнула рукой, ставя Петровой «два» – «три». И вот – последняя четверть.

– Девочки, теперь мы будем видеться каждую неделю, и тоже – два урока подряд. Ну что, ура? – ликовала Валентина Михайловна.

– Ура, ура! – смеялись ученицы.

– Ура! – подскакивала со слезами на глазах Петрова (теперь раз в неделю слушать «Лиля, объясни ты мне!..», ужас).

– Девочки, скажите родителям, пусть купят ситец, метра полтора. Он очень дешёвый, и вам пойдёт – ведь вы такие юные! Дорогую материю не надо, слышите? Ну а если кому не жалко, то скажите, чтоб мама не боялась: я сама, лично с каждой из вас, кроить буду. Ещё ни разу не было, чтоб я девочке ткань дала испортить.

Дома Лиля долго думала, как сказать об этом папе (маме – бесполезно, она на мужа надышаться не может. Ей главное, чтобы он не сердился. Только это. Да. Его надо просить). После ужина она робко начала:

– Пап, ты знаешь, в школе.… В общем, так здорово, мы платья будем шить на себя. И не испортим, и всего кусок ситца, и Валентина Михайловна сама покроит…

– Что?! – шея отца стала коричневой, голос перетёк в «газировку». – Я таки пойду, поставлю на место эту дуру! На кукол шейте, ясно?! Ну что за идиоты в школах работают? Завтра же пойду!

– Нет, папа, не надо! Она говорит, что если нет большого куска, можно и на куклу…

– Ну, слава богу, а то я уже думал, что идиотка полная ваша Валентина Михайловна. Возьми в ящике, там обрезков полно. Бери, дочка, шей!