– Нужны. Ты не молчи. Говори мне что-нибудь, чтобы я могла просто послушать тебя, – попросила пассажирка.
– Вряд ли я могу рассказать что-то интересное… Возможно, я слишком назойлив, но я хочу кое-что спросить у тебя. Ты не против? Ты ведь собиралась помолчать, а не отвечать.
– Спрашивай, – Нелле было всё равно, что делать – слушать или говорить.
– Полагаю, я не в меру любопытен, но о чём ты говорила с Шеном? – поинтересовался Фьюминт.
– Думаешь, ему понравится, если я всё тебе перескажу? – Антонелла считала, что поступить так, по меньшей мере, будет просто некрасиво.
– Что тут может не понравится? – рулевой сложил руки на коленях, словно уже собрался слушать пересказ, – У нас с ним нет секретов друг от друга.
Нелла вспомнила, как Шенефельд сказал, что Фьюминт не знает Беатрис, и подумала: «Незнаком или вообще о ней не знает? Если вообще не знает – секрет ли это?»
– Так о чём? – повторил вопрос рулевой.
– Он рассказал мне про Уайльда и Мурен, – ответила пассажирка.
– И всё? – Фьюминт словно ждал чего-то другого.
– Ну, мы поболтали ещё о всяком, – Нелла не хотела обманывать рулевого, но не стала говорить про Беатрис, раз Шенефельд не рассказал ему о той сам.
– Антонелла, я чувствую, вы говорили о чём-то интересном. Расскажи, – продолжил настаивать Фьюминт, – Если кого и накажут за это, то только меня.
– Может быть, ты попросишь об этом самого Шенефельда? Он не станет ничего от тебя скрывать. У вас нет секретов друг от друга, ты же сам сказал.
– Да, но на моём месте некрасиво лезть к нему с расспросами.
– А на моём красиво пересказывать то, что он сказал мне? Вдруг его слова предназначены только для меня?
– Но…
– Нет, Фьюминт, – Антонелла села. Тот пересел с пола на диван.
– Я могу многое рассказать о себе, но не о словах другого, – добавила Нелла.
– Что ж, ладно. Я вполне понимаю. Кстати, пойдёшь посмотреть на ночное море? – сменил тему Фьюминт.
– Пойду…
– Извини, если доставил тебе неудобства.
– Ладно, – пассажирка встала и понуро подошла к вышивке рулевого. Вышивальщик ждал оценки, но Нелла смотрела на его работу и молчала. Фьюминт встал и хотел подойти, но она сказала: «Как странно… Ты вышиваешь цветы…»
– Да, чтобы не забывать о том, что не имеет отношения к морю, – пояснил рулевой.
– Тонкий букет на фоне, напоминающем заледеневшее окно…
– Так и есть, на фоне замёрзшего окна. Зимой цветы ещё красивее. Зимой я покупаю тепличные цветы и вплетаю их в прутья оконной решётки.
В каюту заглянул Клер: «Фьюминт, через пять минут ты должен стоять у штурвала». Рулевой кивнул в ответ, и шкипер удалился.
– Собирайся скорее, а-то, если я выйду один, тебя могут не отпустить, – Фьюминт надел шапку и прибрал вышивание.
– Но Шенефельд ведь не против, – Нелла подошла к дивану за плащом.
– А если Клер возразит?
– Да ну, – пассажирка оделась.
– Если на улице похолодало, могут возникнуть сложности. В такой обуви тебя могут и не выпустить на палубу, – рулевой призадумался, – Надень-ка ты мои сапоги. Сейчас принесу, – он быстро вышел из каюты и вернулся уже через полминуты, – Вот, – Фьюминт подал Нелле невысокие чёрные сапоги. Та взяла их и, присев на край дивана, поменяла обувь.
– Теперь не должны возразить, но, если что, ты настаивай. Уж если Шен разрешил, то и Клер разрешить должен. Ну, пошли, – рулевой бодро выскочил наружу. Нелла поспешила следом.
Оказавшись за дверью каюты, она обнаружила, что на палубе темнее, чем она ожидала, да и похолодало. Горели только сигнальные фонари. Рулевой поднялся к капитану. Шенефельд сказал Фьюминту что-то насчёт Неллы. Как расслышала регилянка, он попросил быть внимательней. Затем Шен, вместе с ожидавшим его поблизости Клером, прошёл в общую каюту.
