Анжелика в Квебеке - страница 32
Епископ, направляясь к ступенькам алтаря, заметил это и нахмурился. Между тем торжественная месса началась. Поющие в хоре дети вышли из ризницы и построились в две шеренги вокруг кафедры; поприветствовав друг друга, они наполнили кадила ладаном из ладанницы и затянули радостный гимн:
Анжелика уже много лет не присутствовала на торжественной католической мессе.
Она скиталась по морям и лесам, ведя жизнь искательницы приключений, отвергнутой обществом, к которому когда-то принадлежала.
«Как это странно», – подумала она.
Из дюжины серебряных кадильниц, раскачиваемых отроками в красных и черных сутанах, поднимались облачка благоуханного дыма. По ступеням, ведущим к алтарю, спускались и поднимались совершающие богослужение священники, благословляя прихожан в своих праздничных рясах, расшитых золотыми и серебряными нитями.
Повергнутая в оцепенение этими монотонными движениями и звуками органа, Анжелика отдалась воспоминаниям. Хотя она не могла понять причины, в ее памяти начали всплывать забытые лица, забавные происшествия, обрывки событий. Однако она продолжала держаться очень прямо, облокотившись на перила молитвенной скамьи и сложив руки в позе, как ее научили монахини-урсулинки в Пуатье. От подсвечников с горящими свечами, стоящих на медных подставках по обе стороны алтаря, а также в боковых часовнях, расположенных в поперечном нефе и апсиде, шел жар и ослепительный свет. К аромату ладана примешивался сладковатый запах воска. В этом пляшущем свете роскошные украшения дарохранительницы и запрестольных образов, казалось, увеличивались в объеме и кипели, испуская золотые пузырьки. Гроздья фруктов, гирлянды цветов, консоли, волюты, завитки, кадильницы, потиры, изображение доброго пастыря и агнца. В мерцании свечей все это словно шевелилось. Маленькие деревянные статуи святых, казалось, выходили из своих ниш, венчающий их купол расширялся, хрустальные окошечки двух рак сверкали.
Все это вдруг напомнило ей о проклятиях, изрыгаемых преподобным Пэтриджем, пастором из Новой Англии: «Паписты исповедуют религию блудницы вавилонской, религию фанатиков». Это он забил насмерть иезуита отца Вернона.
Анжелика подняла голову, чтобы разглядеть иезуитов, стоявших в два ряда между резными скамьями клироса.
Как всегда, в черном, но в честь торжественного молебна с накинутыми поверх черных сутан белыми стихарями. Их гладко выбритые или бородатые лица были одинаково холодны и безмятежны. Белые жесткие воротники с закругленными краями придавали им сходство с испанскими грандами, один из которых, великий Игнатий Лойола, и основал иезуитский орден. Их собрание показалось ей похожим на сходку волчьей стаи. Осторожные и серьезные, подозрительные к чужакам, они были сейчас связаны каким-то общим наказом, который делал их безвредными и почти дружественными.
Анжелика укорила себя за эти непочтительные мысли. Они были не врагами, а силой – силой, которая, возможно, могла присоединиться к ним с Жоффреем.
Она обратила внимание на руки молодого иезуита, держащие молитвенник. На его левой руке не хватало большого пальца, а еще два других, по-видимому, были обожжены ирокезами до уровня первой фаланги и выглядели словно пальцы прокаженного. На другой руке недоставало среднего пальца. Остроконечная, короткая, тщательно подстриженная темная бородка окаймляла совсем еще молодое лицо. Он был уже лыс, и его природная лысина увеличивалась за счет тянувшегося через полголовы розоватого шрама. К тому же можно было заметить, что у него отрезана половина левого уха. Совсем недавно подвергшийся пыткам, а сегодня поющий в квебекском соборе хвалу Господу, он, похоже, не думал об истязаниях, которые его изуродовали. У него было доброе, невинное лицо. Анжелика вспомнила имя, под которым его ей представили, – отец Жорра.