– Слабый ход, Автор! Ну просто слабый.
(– Какой ещё ход?)
– Отправлять сыщика гоняться за собственной жопой. Всё, блин! Закрыто дело! Вяжите меня, офицер!
(– Если что, ещё есть Чуваки – про которых ты, кстати, так и не спросил. Ты вообще сюда по делу зашёл или так, поболтать?)
Будимир рассеянно схватился за ремень:
– И где эти иконы вообще искать?.. Какого хрена этим занимаюсь я?
(– Ну слушай, помимо расследования дела об иконах, ты ведь расследуешь и свои мотивы: пытаешься понять, кто ты.)
– Да понятно всё – шизофреник.
(– Или пророк.)
– Неканонический, ага.
Нажав на спуск, Будимир отряхнул руки и вернулся в комнату. Кровать была пуста (занавеска насмешливо пританцовывала). Будимир обошёл кровать и выглянул в окно: голый переулок, пара машин.
– Только не говорите, что…
Он кинулся к куртке – десяти тысяч в нагрудном кармане (разумеется) не было.
ЧЧ
«А вредны льстивый друг, двуличный друг
и друг красноречивый».
Конфуций. Суждения и беседы
– Твою ж ты ж мать!! – вскрикнул Будимир, выхватывая телефон, и раз восемь набрал Волочая.
– Вызываемый вами абонент находится вне…
Он швырнул «Нокию» в стену – та разлетелась на корпус, аккумулятор и крышечку. Будимир совестливо всё собрал, включил (тю-дю-дю, тю-ту) – и с головой забрался под кровать.
(– Ты что там забыл?)
– Плащ! Твоя куртка атас жаркая!
(– Я думал, она твоя.)
Вместе с колобом пыли, он вытащил чёрный японский плащ (правда, на плечо-полтора великоват), доставшийся от Вариного бати: почти «Ямамото» (но всё же нет). Вместе с плащом вытащился и подозрительный советский чемодан на застёжках.
– Это что за херня?
Он отщёлкнул – и увидел любовно уложенные пакеты белого порошка.
– Это же не мука, да? – проговорил он безнадёжно.
(– Не-а.)
– Пиздец, – прошептал Будимир и ткнулся носом в кулак.
(– Полагаю, целью визита Волочая был этот чемоданчик…)
– Ну тут гением сыска быть не надо…
Он захлопнул чемодан, накинул плащ – и с независимым видом отправился в туалет (мало ли почему человек пойдёт в туалет с чемоданом?). Закрывшись, он сел на корточки, подобрал полы и, примерно с тем лицом, с каким убирают за кошкой лоток, стал сыпать порошок в унитаз.
(– Будимир, ты уверен?)
– Абсолютно.
(– А его собирали, провозили, рисковали, умирали…)
– Мне насрать. – Порошок плюхнулся кучкой и разлетелся, заставляя чихать. – Да что за издевательство-то, а!?
Немного просыпалось на книжку, на пол – Будимир судорожно сдувал всё и махал руками. Разобравшись с пакетами (спускал воду он раз восемь), Будимир обнаружил на дне чемодана пистолет.
– Нет, ну серьёзно?
Он подумал и его смыть, но решил, что это было бы совсем тупо (что, в общем-то, правда), поплевал на рукав, протёр рукоятку – и спрятал за бачок. Потом вспомнил о пятилетнем соседском сыне – и всё-таки сунул за пояс.
– Холодный, сука!
Застегнув опорожнённый чемодан, Будимир вышел – на пороге туалета его поджидала Пульхерия Ивановна:
– Опять смываешь по восемьдесят раз?
Это была, в общем, милая старушенция: в платье-шторе, небывалой шали, берете, калошах – всегда в компании амбре валерианы. Она (владелица трёх комнат из пяти) выкатила свои подёрнутые маразмом глаза.
– Извините, – проговорил Будимир (в плаще и с чемоданом).
– Да ничего! – она вдруг улыбнулась бантиком. – В отпуск поехал?
– Типа того.
– Я вот тоже собиралась, но только мне Исус говорит…
– Исус?
– Ну да, по телевизору. Говорит – никуда не езжайте, всюду инфлюэнца и эти якобинцы ихние, бандеровцы. Ты что – не видел Исуса?
