И не простили. Все припомнили Иисусу. Уже могу сказать, о Царь мой, открыто – пророку, учителю, человеку необычному. Мир такого еще не видел. Знал, что погибнет мученически. Колебался. Мы все это видели, когда скрывались в садах иерусалимских. Я даже нарушил, Государь, верность твоей державе, предложил защитить его. Мы ведь кто – кочевники. В нас боевая кровь с молоком матери влилась.
Но Учитель сказал – нет.
Каждый должен испить чашу свою
Я, и Шамшаграм достопочтенный, и Аннан-скороход и художник были до конца, как ты и повелел, около Иисуса. И докладываем тебе о последних днях целителя, судище бесправном и гибели мученической.
Теперь, когда пишу я тебе, Царь, этот отчет и видел все воочию, понимаю, Господин мой, какое нужно иметь мужество, чтобы пойти на противостояние в крючкотворстве поднаторевшим раввинам и первосвященнику, вынести и от них, и от римлян эту горькую кару.
Вот суть последних дней пророка и целителя, Государь.
Храмовое руководство состояло из саддукеев. Они-то и начали вести споры с Иисусом и не только с ним по вопросу особенно сложному – о воскресении. Ведь вера в воскресение давала народу надежду. Саддукеи же отвергали все – и учение о душе, и о загробной жизни. А рассуждения и проповеди Иисуса близки его ученикам, число которых растет быстро, охватывая, по рассказам странников, и Египет, и Сирию, и даже уже эллинские города. И не сравнить эти проповеди с тоскливыми и однообразными речами раввинов.
Мы были со всеми на суде и многое видели. Но правды ради скажу тебе, Государь, что хоть и двигала первосвященником зависть, злоба, но судили они Иисуса открыто. И вот обвинения: не соблюдал субботы, что свято выполняется иудеями вплоть до мелочных обрядов. Особенно в этом поднаторели фарисеи. В субботу, когда ничего нельзя делать, Иисус исцелял больных, хромых и прочих недужных. А наказание за нарушение субботы одно – смерть. Учитель ведь говорил: «Не человек для субботы, а суббота для человека».
Иисус дал возможность раввинату обвинить его в призывах к разрушению Храма. Конечно, мы понимали, что имел в виду Иисус, когда говорил: «Разрушу храм рукотворный, а через три дня возведу другой». Но простой народ понять этого не мог. И раввины этим воспользовались. Хотя и понимали шаткость своей позиции, но решение приняли хорошо подготовленное. За богохульство и призыв к разрушению Храма – смерть.
Раввины посчитали Иисуса лжепророком, а не мессией. Особенно аргументируя это тем, что Иисус выходец из провинциальной Галилеи. А мессия должен спуститься с небес. И ссылаются, крючкотворцы, на Талмуд. Мол, там написано: «Три вещи появляются неожиданно и незнамо откуда – Мессия, находка и скорпион». Вот и утверждали, что он лжепророк и наказание ему – смерть.
А дальше, Государь, пошло совершенное бесправие. Видя, что бороться с Иисусом методом споров и примеров бессмысленно, решили уничтожить его во что бы то ни стало.
На пасхальной трапезе Он был с нами в Иерусалиме. Но не торопился назвать себя, как мы ни просили. Но когда его схватили, прямо ответил гонителям: «Я – сын Божий». Этого было достаточно, чтобы послать на смерть за богохульство.
Вот и все. Иисуса арестовали, судили, как я написал тебе, Царь, поспешно. Обвинения тяжелы, и отрицать их невозможно. Раввинат взял верх.
И передали Иисуса римлянам, то есть Пилату.
На площади перед дворцом Пилат выслушал обвинения. Я стоял недалеко и видел Иисуса. Избитого, в крови было прекрасное лицо, а руки с обрывками веревок опущены вдоль тела. Веревки порвались во время бичевания, но не мог уже наш Пророк себя защитить руками. И долго буду помнить взгляд маленьких глаз Пилата и его руки, которые он после омовения вытер почему-то о край туники.
