Что происходит в его голове?! У кого спросить?! Может у коробейника, что минуту назад зазывал его, а теперь степенно прохаживался вдоль галереи рынка, не замечая.
Саня перебежал улицу и подошел к торговцу. Но тот будто его не видел: глядел куда-то мимо или сквозь. Тогда, решив привлечь внимание мужичка, он нагло цапнул с лотка свистульку и офигел. По всем законам физики, которую он прогуливал с особым удовольствием, в руке должен был остаться предмет. Но изумленный, парень сжимал и разжимал пустой кулак – свистулька-петушок по-прежнему стояла среди таких же расписных игрушек.
Коробейник невозмутимо смотрел на него и вдруг разулыбался во все свои гнилые зубы, схватил свистелку и, наклонившись, протянул непонятно откуда взявшемуся малышу в белоснежной матроске. Старая дама, с поблескивающим на бледном носу пенсне, оказавшаяся тут же, достала из бисерного мешочка, что болтался у нее на запястье, медную денежку и отдала сияющему лотошнику. Тот принял с благодарным поклоном и тут же спрятал в кармане жилета, надетого поверх пурпурной рубахи. Довольный малыш приставил к губам свисток и дунул изо всех сил. Саня видел, как его смуглые щечки округлились, а дама, изобразив удивление, приставила указательные пальцы к своим ушам и поспешила вслед за убегающим вприпрыжку малышом, подметая длинным подолом нечистую мостовую.
И тут внезапно оглохший Саня вскипел. Ему порядком надоело это немое кино. Изо все сил он хлопнул коробейника по плечу! Однако, презирая все законы материального мира, рука прошла сквозь тело и безвольно повисла. С каким-то остервенением, он поддал ногой лоток, но и нога не встретила никакой преграды.
«А-а-а!» – взревел он немым ртом, бухаясь на колени в столетнюю пыль, которая ничего не могла испачкать. Сквозь бесплотное тело просвистал экипаж, запряженный парой гнедых, но несчастный даже не вздрогнул.
Первозданная тишина накрыла его непроницаемым колпаком. Вторгшиеся в сознание люди-голограммы, оказались страшнее живых людей с ножами и пистолетами.
Все вокруг поплыло, и только сверкали на солнце купола Андреевского собора. Он закрыл глаза и стал молиться, бормотал себе под нос что-то несвязное, пока болезненный удар в спину не вернул в реальность.
– Тебе тротуара мало?! Чо на дороге разлегся, пьянь? – Саня поднял голову и, увидав морду со смартфоном у уха, заулыбался этакой довольной псиной.– Еще и скалится, укурок! – не унимался мужик.
Санек тяжело поднялся – похоже, его тело чуть не угодило под колеса реальной бехи – пошатываясь, подошел к машине и, наклонившись, поцеловал запыленный бампер. Хозяин тачки, не оценив порыва, хотел достать «тварь» поджопником, но не дотянулся и пустил вслед убегающему парню очередь нецензурной брани.
Самые распрекрасные слова в мире не были бы так приятны теперь его уху как эти помойные инвективы.
Теплый июньский вечер гонял ласковый ветерок по сквозным линиям Васильевского острова. Прохожие спешили, кто по домам, кто по делам. Только Саня болтался неприкаянным фантиком по летним мостовым. Тревога не покидала его, и он в напряженном ожидании всматривался в фигуры и лица прохожих и проезжих, ловя себя на мысли, что за тем поворотом его снова накроет. Что уж говорить, возвращаться в квартиру он не решался. Но понимал, что рано или поздно придется. Вещи там, да и деньги, пусть немного, тысяч десять, но их в ближайшее время должно было хватить на жизнь.
