«Паспорт!» – мелькнуло в башке. Он обшарил карманы, оглядел мостовую, но очевидно менты исчезли с его орластым. – Да и на кой мне теперь доки? – подумал обреченно. – Дворнику предъявлять?»
Санек быстро шел, нет, почти бежал к дому, к своему затерянному в серой питерской ночи флигелю. Где-то глубоко в подсознании еле теплилась надежда, что там, откуда он вырвался днем, все встанет на свои места. Нужно только вернуться.
На углу Большого и Седьмой в первом этаже горел свет. За окнами мелькали люди. На освещенной фонарем вывеске искрилось «ТРАКТИРЪ ЗОЛОТОЙ ОЛЕНЬ». Возле стены громоздились, сложенные друг на друга плетеные кресла и столики.
Справа темнел сквер. Трамвайные рельсы блеснули под ногами, но никакого трамвая здесь еще утром не было!
Поворот, еще один! Простая и спасительная мысль – вот же дверь, а на ней металлический кружок электронного замка!
Оказавшись в квартире, Саня включил свет и бессильно заплакал. Его широкие плечи дрожали. Медленно дойдя до своей комнаты, он рухнул на кровать и сразу провалился в черную бездну. Но вскоре проснулся, что-то мешало дышать, будто на грудь ему положили кирпич. Он приподнял голову и увидел перед собой два огромных лиловых глаза, блестящих, впившихся в его подслеповатые со сна. Отмахнувшись от бесовских фонарей, как от наваждения, перевернулся на бок и облегченно вздохнул. Но сон уже не шел.
Летняя ночь быстро таял, как пломбир на блюдце. Предрассветная мгла заглядывала в окно. Кисейная занавеска вздрогнула от сквозняка. Щелкнул замок. Огромный кот прошмыгнул вдоль стены черной тенью и комната начала стремительно расширяться.
У стены замерцала белым кафелем печь. В углу вспыхнул желтый огонек лампады, освещая темную икону в серебре. Кровать под Саньком скрипнула и сделалась жутко жесткой. Он привстал, и увидел, у противоположной стены огромный сундук, прикрытый лоскутным одеялом. Детская рука и нога торчали из-под его края.
Саня стиснул зубы и зажмурился. Навязчивый кошмар измотал его, выжал насухо, будто центрифуга. Ни мыслей, ни эмоций. Он опустился на постель и замер, глядя в черноту перед собой.
Дверь скрипнула, кто-то быстро прошел по комнате и остановился рядом.
– Ну, здравствуй…
Едкий запах карболки ударил в нос. Парень открыл глаза. Перед ним стояла самоварная баба. Сквозь прозрачную рубаху проступали очертания ее пышного, крепкого тела. Распущенные по плечам волосы, отливали медью, луноликая, бледная, будто вымазанная сметаной, с запекшимся кровью ртом. Она глядела на квартиранта и глаза ее разгорались нечеловеческим лиловым огнем.
– Что же ты ко мне в кровать завалился. Нешто не видишь – я тута сплю. – И она бешено захохотала, сотрясая стены и выворачивая душу от ужаса. Но вдруг осеклась, протянула вперед руки. Его точно обожгло. Ладошки горчичниками легли на плечи. – Не бойся, потрогай меня…
Парень словно в гипнотическом сне поднял руки и положил их на бедра, приблизившейся почти вплотную бабы.
– Ну что чувствуешь? – спросила низким урчащим голосом. И Саня задрожал. Он не понял отчего, но дрожь все разрасталась. Зубы постукивали друг о дружку, а глаза были не в силах оторваться от ее пылающего взгляда. И тут на сундуке заворочались. Баба словно очнулась, кинулась к лежанке, выдернула из-под одеяла малыша в длинной рубашке и принялась ходить с ним по комнате взад-вперед, напевая что-то тоненько и нежно.
