Арфио. Все или ничего… - страница 23
Катя просунула свою руку под локоть Яблонскому и молодые люди, обсуждая ленту, направились к ближайшей станции метро.
Уже заходя в вагон, Катя сказала:
– Значит, завтра – мы ждем тебя с мамой в пять часов вечера?
– Разумеется. Я обязательно буду!
Поезд тронулся, унося девушку в темные запутанные лабиринты, столичного метро.
Картина восьмая
Назавтра с букетиком весенних цветов и тортом для чая в семь часов вечера Яблонский позвонил в дверь. Дверь легко, видимо уже привыкнув к Яблонскому, открылась. На пороге Григорий увидел знакомую (но все же интереснее, чем она была изображена на снимке, что показывал ему ректор) даму.
– Добрый день. Точнее добрый вечер. Вы, как я понимаю, Катина мама?
– Да, я Татьяна Алексеевна, мама Кати.
Хорошо поставленным, в котором слышались командные преподавательские нотки, голосом представилась женщина. – А вы Дмитрий?
– Совершенно так.
– Очень рада, – Татьяна Алексеевна, убрала из голоса командные звуки, и протянула
руку.
Яблонский поцеловал ей руку и сказал, протягивая ей торт и цветы:
– Это вам.
– Ой, спасибо! – Теперь в голосе Татьяны Алексеевны звучало только очарование. —
Ой, спасибо. Это так трогательно.
И она сунула свой нос в скромный пахнущий весной букетик.
– Скажите, куда я могу это определить? – Расстегивая куртку, спросил Яблонский.
– Вешайте вот сюда на полку. Давайте я вам помогу.
Татьяна Алексеевна бросилась, помогать Яблонскому. Вешая куртку на крючок, она неожиданно поинтересовалась.
Вопрос этот чрезвычайно удивил Яблонского. Ибо обычно при первых знакомствах спрашивают: о погоде, здоровье, и прочих пустяках.
– Катя, говорила, что вы вчера ходили с ней на новый фильм Арсеньева?
– Да.
– И как вам?
– Катя, говорила, что вы трепетно относитесь к этому режиссеру. Я слышал, вы называете его – «нашем всем».
Яблонский очаровательно улыбнулся.
– Ну, я ей задам, – погрозила пальцем в сторону кухни, Татьяна Алексеевна. – Вот только закончит свою тушеную утку.
И задам!
– А я стану на ее защиту. – Яблонский демонстративно напряг свои внушительные мышцы.
– Ну, с таким богатырем мне не справиться.
– Справитесь, ибо на самом деле я очень мягкий и послушный человек.
– Правда?
– Истинная. – Театрально потупив голову, смиренно произнес Яблонский.
– О, да вы актер! Тогда скажите мне как актер, как вам Арсеньевский фильм? Потому что я его еще не смотрела.
– Посмею с вами не согласиться.
– В чем?
– В том, что это «наше все»
– Вот как! Почему?
– Потому что в «нашем всем» чувствуется присутствие не нашего, а западного артхауза.
– Вот как. – Татьяна Алексеевна с нескрываемым интересом взглянула на Яблонского. – Ну, что ж насчет, влияния западного кино на Арсеньева, вы, безусловно, правы. Но меня интересует и еще кое- что…
Татьяна Дмитриевна замолчала.
– Так что же вас интересует? – Вернул, даму к разговору Яблонский. – Спрашивайте, я с удовольствие вам отвечу.
Татьяна Алексеевна заговорила, поглядывая в направлении кухни, страстным полушепотом:
– Скажите, Дмитрий у вас с Катей – серьезно. Ваши отношения с ней, я имею в виду?
– Я…
Татьяна Алексеевна не дала Яблонскому высказаться.
– Она, так много мне о вас рассказывала и с таким упоением. Мне, кажется, что она вас очень, очень, до умопомраченья любит. Понимаете – любит!
Татьяна Алексеевна замолчала и вновь страстным полушепотом продолжила:
– Меня это беспокоит. Не перебивайте меня. – Заметив, что Яблонский хочет что-то возразить. – Не перебивайте. У меня не так много времени. Так вот меня это беспокоит. Я поясню. Вы красивый молодой человек, а она, скажем так, далеко не красавица. Вы поиграете с ней и бросите, а у нее больное сердце. Врожденный порок.