Арфио. Все или ничего… - страница 23



Катя просунула свою руку под локоть Яблонскому и молодые люди, обсуждая ленту, направились к ближайшей станции метро.

Уже заходя в вагон, Катя сказала:

– Значит, завтра – мы ждем тебя с мамой в пять часов вечера?

– Разумеется. Я обязательно буду!

Поезд тронулся, унося девушку в темные запутанные лабиринты, столичного метро.

Картина восьмая

Назавтра с букетиком весенних цветов и тортом для чая в семь часов вечера Яблонский позвонил в дверь. Дверь легко, видимо уже привыкнув к Яблонскому, открылась. На пороге Григорий увидел знакомую (но все же интереснее, чем она была изображена на снимке, что показывал ему ректор) даму.

– Добрый день. Точнее добрый вечер. Вы, как я понимаю, Катина мама?

– Да, я Татьяна Алексеевна, мама Кати.

Хорошо поставленным, в котором слышались командные преподавательские нотки, голосом представилась женщина. – А вы Дмитрий?

– Совершенно так.

– Очень рада, – Татьяна Алексеевна, убрала из голоса командные звуки, и протянула

руку.


Яблонский поцеловал ей руку и сказал, протягивая ей торт и цветы:

– Это вам.

– Ой, спасибо! – Теперь в голосе Татьяны Алексеевны звучало только очарование. —

Ой, спасибо. Это так трогательно.

И она сунула свой нос в скромный пахнущий весной букетик.

– Скажите, куда я могу это определить? – Расстегивая куртку, спросил Яблонский.

– Вешайте вот сюда на полку. Давайте я вам помогу.

Татьяна Алексеевна бросилась, помогать Яблонскому. Вешая куртку на крючок, она неожиданно поинтересовалась.

Вопрос этот чрезвычайно удивил Яблонского. Ибо обычно при первых знакомствах спрашивают: о погоде, здоровье, и прочих пустяках.

– Катя, говорила, что вы вчера ходили с ней на новый фильм Арсеньева?

– Да.

– И как вам?

– Катя, говорила, что вы трепетно относитесь к этому режиссеру. Я слышал, вы называете его – «нашем всем».

Яблонский очаровательно улыбнулся.

– Ну, я ей задам, – погрозила пальцем в сторону кухни, Татьяна Алексеевна. – Вот только закончит свою тушеную утку.

И задам!

– А я стану на ее защиту. – Яблонский демонстративно напряг свои внушительные мышцы.

– Ну, с таким богатырем мне не справиться.

– Справитесь, ибо на самом деле я очень мягкий и послушный человек.

– Правда?

– Истинная. – Театрально потупив голову, смиренно произнес Яблонский.

– О, да вы актер! Тогда скажите мне как актер, как вам Арсеньевский фильм? Потому что я его еще не смотрела.

– Посмею с вами не согласиться.

– В чем?

– В том, что это «наше все»

– Вот как! Почему?

– Потому что в «нашем всем» чувствуется присутствие не нашего, а западного артхауза.

– Вот как. – Татьяна Алексеевна с нескрываемым интересом взглянула на Яблонского. – Ну, что ж насчет, влияния западного кино на Арсеньева, вы, безусловно, правы. Но меня интересует и еще кое- что…

Татьяна Дмитриевна замолчала.

– Так что же вас интересует? – Вернул, даму к разговору Яблонский. – Спрашивайте, я с удовольствие вам отвечу.

Татьяна Алексеевна заговорила, поглядывая в направлении кухни, страстным полушепотом:

– Скажите, Дмитрий у вас с Катей – серьезно. Ваши отношения с ней, я имею в виду?

– Я…

Татьяна Алексеевна не дала Яблонскому высказаться.

– Она, так много мне о вас рассказывала и с таким упоением. Мне, кажется, что она вас очень, очень, до умопомраченья любит. Понимаете – любит!

Татьяна Алексеевна замолчала и вновь страстным полушепотом продолжила:

– Меня это беспокоит. Не перебивайте меня. – Заметив, что Яблонский хочет что-то возразить. – Не перебивайте. У меня не так много времени. Так вот меня это беспокоит. Я поясню. Вы красивый молодой человек, а она, скажем так, далеко не красавица. Вы поиграете с ней и бросите, а у нее больное сердце. Врожденный порок.