Народу присутствовало много. В зале не работал кондиционер, и оттого в нем было нестерпимо душно.
Григорий, еще плохо зная коллектив, сел, как когда-то в кинотеатре с Катей, на последний ряд.
Не успел, на сцене появиться секретарь и члены Бюро, как уж в зале послышался ропот.
– Давай скорей, секретарь. Не тяни волынку. Жарко в зале.
– Ничего, товарищи, потерпим, как говорится, наши отцы и деды не такое на фронте терпели.
Сказал, взойдя на трибуну и загнав в горло, метал холенный красивый, и при этом, какой-то дебиловатый, молодой человек Андрей Быльников. – И мы потерпим. На
повестке дня сегодня у нас первое – отчет Бюро за проделанную в отчетном периоде работу. И второе – персональное дело комсомольца Василия Викторовича Смелякова.
Приступаем к первому. Быльников скучным монотонным (вгоняющим в сон) голосом начал доклад. С трибуны зазвучали цифры, имена, фамилии, названия предприятий и прочая выворачивающая душу мутота.
Закончил секретарь свое выступление следующим пассажем:
– Кто за то, что бы признать работу нашего Бюро ВЛКСМ удовлетворительной,
прошу поднять руки.
К потолку дружно, точно деревья к небу, взметнулись руки. Секретарь молча обвел взглядом зал и, зевнув, объявил:
– Единогласно! А теперь, товарищи, приступаем ко второму:
– А оно, дорогие мои, совсем не вкусное. Дело в том, что член ВЛКСМ Смеляков В. В. публично поставил под сомнение научную работу зав. Лаборатории, члена КПСС и своего непосредственного начальника товарища Свешникова Николая Ивановича. Мы все прекрасно знаем Николая Ивановича. Знаем о его наградах и достижениях…
Секретарь принялся перечислять заслуги зав. лаборатории. Закончив, Быльников, поинтересовался, обращаясь к залу.
– Кто хочет высказаться по этому вопросу, товарищи?
Но никому высказываться не хотелось, а хотелось скорей вырваться из этого зала и побежать кому в кино, кому в театр, кому в ресторан, кому так попросту поваляться с книгой на диване, да что там кино, диван – просто-напросто выпить ломающей челюсть стакан холодной газировки.
– Активней, товарищи, активней. – Призвал зал Андрей Быльников. – Конструктивней. Кто первый?
– А чего мы? Дайте слова Смелякову. – Выкрикнул кто-то из зала. – Он виноват —
пусть и отвечает.
– Хорошо. Смеляков, говори! – Приказал, виновнику «невкусного второго», секретарь.
С первого ряда поднялся невыразительный человек в темных очках:
– Можно я с места?
– Хорошо, говори с места.
– Товарищи, – повернувшись к залу, заговорил Смеляков. – вот тут кто-то сказал, что я виноват. Нет, товарищи, я ни в чем не виноват. Все выдвинутые против меня Бюро обвинения – откровенная ложь!
– Но, но! Ложь! – Возмутился секретарь. – Ты, говори, да не заговаривайся! А то ведь за такие обвинения можно ответить и перед партийным БЮРО.
– А я не заговариваюсь и отвечу где угодно, ибо все выдвинутые против меня обвинения – ложь! От начала и до конца! Да, я критиковал работу Николая Ивановича, но не ставил под сомнение его научную работу…
– Это почти одно и тоже. – Перебил его Быльников.
Что вытолкнуло обычно равнодушного к судьбам других людей Яблонского из кресла? Может злость, что он должен сидеть здесь, а не заниматься своими личными делами. Может холенное наглое и тупое лицо секретаря. Возможно несправедливость выдвинутых против этого невыразительного, но умного и интеллигентного молодого человека, обвинений. Может статься, тут сказалась и обида за себя, за то, что ради этого НИИ и этого дурацкого собрания в его стенах, он обманул порядочную и больную девушку…
