Архангел - страница 11
До болезненного хруста сжимая ручку двери, требовательно заявляю, – Ангелина, тебе одного предупреждения мала. – Ещё слово о Наташе и вместо дверной ручки, в моей руке окажется твоя шейка и поверь тогда уже моя рука не дрогнет от жалости. Сломаю. Сильно ударяю рукой о стену, резко распахиваю дверь и спешным, размашистым шагом покидаю кабинет.
– Ненавижу тебя, ненавижу, – слышу проклятия, которыми посыпает меня Ангелина. Она справедлива в своём гневе, но мне безразличны слова женщины, как и её чувства.
***
С болью в сердце, молча, опустив голову, иду, под проливным дождём. Перевожу потухшие глаза на голые деревья и сравниваю себя с ними.
– Я так же, как и они, опустошён, лишён солнечного света, – невольно думаю я. Не замечаю, вступаю в лужу и грязные брызги попадают на мою одежду.
– Это не Ангелина верная собачонка, а я преданный пёс, который постоянно приходит на могилу своей хозяйки, в надежде найти покой и мир, – простонал я и опустился на колени, рядом с мраморным камнем, которые люди имеют памятником.
Мокрые листья то и дело срываются с веток и, кружа в осеннем вальсе, опускаются на безжизненный мраморный камень. Природа понимает, что это только начало, скоро придут холода и вьюги, которые заморозят, уничтожат яркие краски.
Быстрым движением открываю бутылку водки и залпом выпиваю горькую отраву. Огненная вода проникает в горло, не даря тепло, а лишь заглушая неистовую боль.
– Полный пи….ц,– слышу суровый голос Соколовского, который словно гром раздаётся за моей спиной. Послышалось шуршание листвы, мужчина быстро подошёл ко мне и взяв меня за руку, помог подняться с колен.
Без единой эмоции смотрю в лицо друга, которое искажённо в злобной гримасе.
– Рома, давай без нравоучений, – с горькой усмешкой на лице, проговорил я.– Ты же знаешь, какой сегодня день, – поднимаю бутылку, но отпить мне не удаётся, Соколовский вырывает её из моих рук и со злостью отбрасывает в сторону. Хватает меня за воротник куртки и сильно начинает трясти, при этом громко чеканя каждое слово, – да, приди ты в себя. Подумай, неужели бы Наташа, одобрила такое поведение.
Используя обе руки, произвожу нижний удар, с ловкостью выбиваю руки Романа и шатающейся походкой, тяжело дыша, отхожу от друга.
– Рома, твою мать, не делай так, – спокойно произношу я.– Не хочу причинять тебе вред, но…,– перевожу взгляд на памятник, на котором выгранена фотография Наташи.
Милая, яркая и улыбающаяся девочка с безжизненным взором смотрит на меня.
– «Дорогой и любимой дочери», – цитирую надпись на надгробие. – Уникальная, особенная надпись, правда. Вот и венок от близких друзей, – указываю рукой на недавно доставленный ритуальный атрибут. – Только от меня ничего нет, я был для неё никто, нелюбимый муж, недорогой жених, никто Рома, никто…
Роман разводит руки и слегка приподнимая, а затем опуская плечи, произносит, – брат, но по факту, ты действительно чужой человек для этой девушки.