Архонт северных врат. - страница 13

– Полотно Рафаэля Санти. Утеряно в Линце в тысяча девятьсот сорок пятом году. Оценочная стоимость неизвестна, по разным данным варьируется от двадцати до восьмидесяти миллионов долларов.

– Прошу, послушайте себя, – Олег прикрыл глаза, – ну послушайте вы себя! Вы хотите, чтобы я вернулся в сорок пятый в Германию и забрал у нацистов какую-то картину? – Больше всего Олега удивляла Мирка, точнее, её ледяное спокойствие. Казалось, ничего необычного отец ей и не рассказал. Подумаешь, машина времени, нацисты, картины, чаша Христа!

– Линц находится в Австрии.

– Да знаю я! Знаю, где находится этот чертов Линц! Австрия в сорок пятом была территорией Рейха после аншлюса, если ты не знала!

– Я подобрал все материалы, документы архивов, ты будешь знать всё по максимуму, сынок.

– К тому же ты историк, а какой историк откажется заглянуть за кулисы Второй мировой? – Мирка ехидно усмехнулась.

– Спелись…

Мира вновь залилась своим девичьим смехом, спустя секунду рассмеялся и Олег. Берестов вновь вздохнул, на этот раз облегченно. С кухни потянуло гарью.

ГЛАВА 5.

Наши дни. Италия, Монтекассино.

Дорога, ведущая к вершине скалистого холма, на котором возвышался монастырь, петляла между деревьями. Хейт Леваль, пятидесятилетний профессор Флорентийского университета, сидел за рулем новенького кабриолета BMW M4. Ветер приятно трепал густую шевелюру тёмных волос, еле тронутых сединой, приемник разливал по салону приятный голос Adele, однако настроение оставалось паршивым. Леваль бросил взгляд на часы – четырнадцать тридцать. Значит, у него есть ещё около получаса. Кардинал Фурье назначил встречу в пятнадцать. Отлично, значит, можно ещё успеть выпить кофе. Он оставил машину на паркинге и быстрыми шагами пересек площадку перед входом в монастырь, c огромными буквами PAX17 над воротами, но не стал входить в арку, а свернул направо, к решётке сада, затянутой диким виноградом. Леваль приложил карту к считывателю, калитка открылась, и он вошёл на закрытую территорию монастыря.

С этими древними стенами была связана вся его жизнь. Его мать, Мари Леваль, родилась в тысяча девятьсот тридцатом в Кассино, городке, лежащем сейчас внизу, у подножья холма. В шестьдесят пятом монастырь открылся после реставрации, и Мари стала работать в экскурсионном отделе. Спустя восемь лет она родила сына – невероятной красоты маленького ангела с глазами разного цвета, один голубой, как вода Эгейского моря ранней осенью, второй – зелёный, цвета листвы весенней оливы. Это называлось гетерохромией, Фурье утверждал, что Господь послал мальчишку в награду Мари за службу во благо святой Церкви.

Маленький Леваль рос в Кассино и беззаботно прожигал дни, посещая школу, катаясь с друзьями на велосипеде по окрестностям, и забавляясь в бесконечные дворовые игры, пока в четырнадцать мама не познакомила его с аббатом, который сумел разжечь в маленьком мальчишке искреннюю любовь к живописи, архитектуре, истории и религии. Хейт быстро постигал тайны создания предметов искусства, и к двадцати трем годам без труда окончил Флорентийскую академию изящных искусств, где и остался работать на кафедре Античной архитектуры. Впрочем, главную тайну в своей жизни он узнал только в двадцать девять. В тот день ему сообщили, что у матери случился инсульт. Он примчался в Кассино утром, как только подвернулся первый же поезд. Маме выделили отдельную спальню в монастыре, и Хейт долго не мог понять, почему её не отправили в госпиталь. Однако же бригада докторов, оборудование и медикаменты были привезены сюда же. Фурье к тому времени был уже кардиналом, и прибыл в Монтекассино спустя час после Хейта. Мама находилась без сознания, Фурье имел озабоченный вид, и Хейт решительно ничего не понимал. Спустя час, кардинал, наконец, видимо, принял какое-то решение, потому что пригласил Леваля следовать за ним. Они пересекли двор настоятеля и вошли в базилику, далее, к удивлению Хейта, кардинал открыл в одной из ниш потайную дверь, и они начали спускаться вниз, в крипту