Архонт северных врат. - страница 4

ГЛАВА 3.

Наши дни. Санкт-Петербург.

Пробка на Московском проспекте растянулась на несколько километров. Дождь, с утра обильно поливавший город, уже с час как закончился, и в разбежавшихся от Невы тучах вновь заиграло солнце. Магнитола разливала по салону «Hello» от Ричарда Клайдермана, и Олег невольно барабанил пальцами по селектору переключения передач в такт мелодии.

Сколько он не был в Питере? Почти четыре года, если память не подводит. Точно, в прошлый раз он приезжал после защиты диплома инфака и поступления на исторический. Губы сами растянулись в полуулыбке. Ризориус, так, кажется, называется мышца, отвечающая за способность улыбаться? При этой мысли ризориус превратил полуулыбку в улыбку. В прошлый его приезд город встретил его ледяным ноябрьским ветром. Олег простыл и все каникулы, запланированные для встреч со старыми друзьями, провел у отца в доме, не вылезая из постели. Раньше Олегу нравился Петербург. Как он теперь понимал, городу было легко очаровать мальчишку, растущего в большом доме на Васильевском острове, посещающего частную школу и с самого нежного возраста окруженного предметами искусства, скульптуры и живописи. Отец торговал антиквариатом в собственном магазине, и был одним из самых уважаемых реставраторов в прошлом, и антикваров в настоящем. К нему обращались за экспертной оценкой из многих европейских музеев, не говоря уже о Третьяковке и Эрмитаже. Впрочем, основная его работа всё же касалась частных коллекций. Разумеется, перед Олегом никогда не стояло выбора, где и на кого учиться. Выбор за него сделал отец. Стоит сказать, обучение давалось Олегу удивительно легко, к окончанию факультета иностранных языков он свободно говорил на английском, французском, испанском и итальянском, чуть хуже – на немецком. В какой-то момент его потянуло на языки древности – арабский, иврит и латынь, видимо, сказались дни, проведенные в отцовском магазине и кабинете.

Матери Олег не помнил. Она бросила семью больше тридцати лет назад, когда ему не было и пяти. Бросила, когда они удочерили девочку – дочь трагически погибшего отцовского друга. Олег не мог понять, что должно случиться в жизни женщины, что заставило бы её оставить своего ребенка. Не мог понять и не мог простить. Конечно, ему не хватало материнской ласки в детские годы, и он часто завидовал друзьям, мамы которых толпились на школьных линейках с огромными букетами цветов и праздничным макияжем на лицах. Нет, отец, конечно, тоже не пропускал эти самые линейки, но всё же Олегу по крайней мере класса до пятого хотелось, чтобы пришла именно мама. А вот Мире, его приемной сестре, казалось, достаточно и того, что приходит отец. У нее всегда были с ним самые дружеские отношения и Олег, надо отдать ему должное, никогда этим фактом не тяготился, потому как сам Мирку любил бескрайне.

Завибрировал телефон. Он смахнул пальцем экран:

– Алло.

– Привет, ну ты где? – голос Миры вернул его к действительности.

– Привет! Я тут в пробке на Московском… Ээээ…., – он посмотрел на улицу, – К кольцу Защитников Ленинграда подъезжаю.

– Ну, понятно, минут двадцать у меня еще есть, – Олег услышал, как она звякнула посудой. – Зайдёшь в гости?

– Нет, Мира, в другой раз, отец ждет, ты же знаешь, что он не любит…

– Знаю, как никто другой. Он не любит ждать, – она хмыкнула. – Хорошо, выскочу, как подъедешь.

– Добро.

Правду о том, что Мира ему не родная, Олег узнал в семнадцать. До этого отец объяснял её фамилию – Гурова, тем, что это фамилия матери. Дети не пускались в подробные расспросы, а отец не утруждал себя дополнительными объяснениями, это положение устраивало всех, пока в один из дней Олег не обнаружил в столе отца среди прочих документов свидетельство об удочерении. Разговор был долгим и тяжёлым. В тот вечер отец решил, что они с Мирой уже достаточно взрослые для такой правды и рассказал всё. Мира узнала, что её настоящий отец выпал с балкона гостиницы «Космос» в Москве, в июне девяносто четвертого. Спустя два месяца родилась Мира, а еще через четыре умерла её мама. Тромб оторвался прямо на прогулке в Михайловском парке, «скорая» ничего не смогла поделать.