Ариадна - страница 27

Я колебалась. Думала ведь, вручу ему нить прямо здесь, в сумраке темницы, и уйду, после того как… После чего, я не знала в точности. Не таким уж безнадежно наивным ребенком я была, чтобы не знать, как опасно уходить тайком в укромный уголок со столь своевольным мужчиной, да сверх того уже осужденным на смерть. Однако Тесей мягко, но решительно подталкивал меня, к тому же вспомнились слова Дедала: тебе придется навсегда покинуть Крит. Я ведь знала, стоит взять этот ключ, и мне на острове не место, и теперь подумала: а что еще терять?

– Есть один уголок, над морем, за каменной грядой, – шепнула я и, плохо понимая, что делаю и как смею, взяла его за руку и заперла за нами дверь пустой темницы. Повела Тесея по проходу, прорубленному в скале, да так хитро – если не знать о нем, то и не заметишь. Выбравшись наружу, мы вдохнули свежий соленый воздух побережья, в котором, однако, явственно ощущался легкий запах гари.

Мы десять раз могли попасться. Когда теперь оглядываюсь назад, голова идет кругом от ужаса, который в тот день поглотило пламеневшее во мне возбуждение. В дрожь бросает, как представлю, сколь жуткое наказание изобрел бы для нас Минос, столкнись мы с мимохожим стражником, служанкой или заплутавшим гулякой. Но сомнения меня не мучили, а самоуверенное легкомыслие юности и безрассудная страсть окрыляли, и я тайком отвела своего едва обретенного возлюбленного на край утеса, скрытого от глаз обломками скалы. Не знала еще, что крылья могут растаять и отпасть, а воспаривший и вырвавшийся вроде бы на волю – внезапно низвергнуться с высоты и стать добычей жадных волн.

Оказавшись среди камней, мы возбужденно рассмеялись, и я посмотрела ему в глаза при свете луны, уже не краснея от собственной дерзости.

– Вернуться надо, пока мое отсутствие не заметили, – сказал он, глядя на меня сверху, а несказанное я и так поняла.

Мы выиграли немного мимолетного времени, и творить свою судьбу мне нужно в эти драгоценные мгновения.

– Ты хочешь вернуться? Знаешь ведь, что ожидает тебя завтра вечером.

Он только плечами пожал – так красиво, текуче. И жажда вспыхнула в моей крови – могучее первобытное желание оказаться в объятиях этих сильных рук. Подальше от жуткого сладострастия Кинира.

– Бежать не собираюсь, – сказал он просто, и я поняла, что Дедал не ошибся, конечно. Герой не прячется от судьбы, не ускользает тайком из темницы, не избегает боя. Иначе имя его не будет звучать в веках.

– Ты знаешь Лабиринт, госпожа, – продолжил Тесей. – Знаешь чудовище, что там бродит. Если сможешь намекнуть, подсказать, где у того или другого слабые места, навечно буду у тебя в долгу.

Навечно. Тесей будет моим навечно. Именно об этом он говорил, я не сомневалась. Но по-прежнему изображала скромность, притворяясь, что не приняла окончательного решения еще несколько часов назад, увидев его там, на пиру, вроде бы бессильного, но блещущего отвагой, какая Миносу, надежно защищенному облачением тирана, и не снилась.

– Чудовище это – мой брат, – ответила я с легким укором. – Нет слабых мест ни у Минотавра, ни у Лабиринта. Любому вошедшему – верная смерть.

Тесей чуть слышно хохотнул. Он смотрел на меня с ласковой веселостью, а в глазах поигрывали диковинные серебристые блики, будто лунная рябь на темной морской воде. Я вспомнила, что Тесей, как говорили, не знал в точности, кто его отец – то ли Эгей, могущественный царь Афин, то ли Посейдон, серебряный царь морской. Так или иначе, а легендой ему надлежало стать по праву рождения. И если отец его Посейдон, подумала я, может, он и послал сына, чтобы исправить зло, которое причинил нам, сотворив Астерия. Я представила Посейдона в божественном гневе, приготовившегося наслать безумие на мою ни в чем не повинную мать, и представила Тесея, приготовившегося тоже – сразить уродливое отцовское творение. А может, я и сама орудие богов и, добывая Тесею славу, помогаю исполниться намерению Посейдона, искупая тем самым вероломство и алчность собственного отца.