Рихтер с трудом сглотнул.
– Это…это защищенная линия, сэр.
– О, как интригующе! Защищенная от кого? От меня? Не льстите себе.
Вайс кивнула Рихтеру:
– Ответьте.
Агент дрожащей рукой достал из внутреннего кармана плоский, черный коммуникатор, который, к его удивлению, все еще функционировал, в отличие от наручного. Экран светился зашифрованным идентификатором входящего вызова. Он нажал кнопку приема.
– Да, мэм…да, он здесь…он…отказывается… – Рихтер говорил тихо, почти шепотом, его взгляд метнулся к Готфриду, который наблюдал за этой сценой с откровенным любопытством хищника, разглядывающего новую, занятную добычу – да, я понимаю…сейчас.
Рихтер несколько раз коснулся экрана, и через мгновение на нем появилось изображение. Женщина. Лицо с тонкими, аристократическими чертами и белыми волосами. Холодные, проницательные глаза, которые, казалось, смотрели прямо в душу. На ее губах играла едва заметная, жесткая усмешка. Элеонора де Монтескье.
– Переключи на громкую связь и направь камеру на нашего хозяина, Рихтер, – голос Элеоноры, усиленный динамиком телефона, прозвучал в зале четко и властно, без малейшего намека на подобострастие или страх – кажется, мои сотрудники не справляются с задачей убеждения.
Рихтер, явно смущенный, выполнил приказ, направив телефон на Готфрида.
– Готфрид фон Айзенвальд – произнесла Элеонора, ее изображение на маленьком экране было четким, несмотря на тусклое освещение замка – я Элеонора де Монтескье. Думаю, нет нужды в дальнейших представлениях. Я бы предпочла личную встречу, но, учитывая обстоятельства и ваше гостеприимство, придется обойтись этим суррогатом общения.
Готфрид склонил голову набок, рассматривая маленькое светящееся окошко, из которого на него смотрела глава "Эгиды". На его губах медленно проступила кривая ухмылка. Вековая скука на мгновение отступила, сменившись искоркой заинтересованности.
– Элеонора де Монтескье – протянул он, смакуя имя – дочь своего отца, как я погляжу. Такая же самоуверенная и, осмелюсь предположить, безжалостная. Что ж, по крайней мере, вы прислали не очередного бюрократа в костюме. Любопытно. Говорите, что вам нужно, дитя двадцать первого века. У вас есть мое…скажем так, неразделенное внимание. Пока что.
Он сделал шаг ближе к телефону, который Рихтер все еще держал на вытянутой руке, словно тот мог взорваться.
– Удивите меня.
– Удивить вас, сэр Айзенвальд? – голос Элеоноры де Монтескье сочился ледяным спокойствием, контрастируя с едва сдерживаемым напряжением ее агентов, застывших немыми свидетелями этого необычного диалога. – сомневаюсь, что в этом мире осталось хоть что-то, способное искренне вас удивить. Но, возможно, я смогу предложить нечто, что пробудит в вас хотя бы толику профессионального интереса.
Готфрид издал тихий, почти беззвучный смешок, больше похожий на шелест старого пергамента.
– Профессионального интереса? Вы говорите со мной так, будто я наемник, скучающий в ожидании очередного контракта. Милая моя, мои «профессиональные интересы», как вы их называете, обычно заканчивались горами трупов и пылающими городами. Вы уверены, что хотите пробудить именно это?
– Именно этого я и ожидаю – без тени сомнения ответила Элеонора – ваши методы, сколь бы жестокими и неортодоксальными они ни были, доказали свою эффективность против угроз, перед которыми пасует конвенциональная сила. «Эгида» существует для защиты человечества. Иногда для этого приходится прибегать к услугам тех, кого само человечество предпочло бы забыть. Или уничтожить – ее взгляд на экране телефона был прямым и непоколебимым – я не питаю иллюзий относительно вашей натуры, сэр Айзенвальд. Я не прошу вас о сострадании, героизме или верности. Я предлагаю сделку.
