Алехандро покачивался с носка на пятку и поглядывал по сторонам, словно ждал чего-то или кого-то. Но перед ними были только лес и заброшки, а позади – тот самый микроавтобус, что зачем-то влез на тротуар и отгородил их от живого мира, полного людей, собак и воробьев.
– Сим-сим, откройся, – произнес Алехандро вполголоса.
Лада обернулась на остановившийся за их спиной микроавтобус, хотела было предложить парню отойти, как вдруг дверь машины отъехала в сторону, а ее саму внесло внутрь. Закричать она не успела, да и не пыталась. Настолько неожиданным было произошедшее, что даже испугаться не успела. А когда осознала весь ужас случившегося, ощутила на лице сырость и вонь грязной тряпки, пропитанной хлороформом. Мир погрузился в темноту.
В следственном управлении на Большой Юшуньской в тихое послеобеденное время, обозначенное в графике перерывом с 13:00 до 14:00, стояла уютная, почти домашняя тишина. Дежурный у входа лениво имитировал работу, попутно высасывая из зубов остатки гуляша, сотрудники по одному или тихими парами возвращались из столовой, посетителей (заявителей, потерпевших, подозреваемых и прочих) не было. Только пьяненький мужичок, умудрившийся накидаться с утра в рабочую среду и устроить дебош в магазине, тихонечко поскуливал за решеткой обезьянника.
Молодой лейтенант, из тех, кто еще горит делом и кому больше всех надо, и тот завис сонной мухой у пыльного окна в коридоре, щурясь на весеннее солнышко за железным забором. Невысокий, юркий, крепкий, с коротко стриженными волосами и черепом идеальной формы, он в своей лейтенантской форме смотрелся скорее подростком-кадетом, чем взрослым оперуполномоченным уголовного розыска. Образ усиливали вздернутый, совсем не серьезный нос и по-детски голубые глаза в обрамлении светлых ресниц. Разве что густая светлая щетина, так заметная сейчас в прицельных солнечных софитах, выдавала в нем мужчину, а не мальчика.
– Леха-а-а, здорово! – гаркнул прямо ему в ухо сержант юстиции Миша Стариков, хлопнув огромной лапищей по плечу.
Леха (младший лейтенант Алексей Андреевич Никитин) согнулся пополам от удара, изображая боль и потерю сознания.
– Слышь, медведь, полегче… убьешь когда-нибудь. Свои же и посадят. А передачки некому носить будет, если меня не станет, – проворчал Алексей, выпрямляясь, потом подозрительно прищурился и ткнул пальцем в пачку бумаг, зажатых под мышкой у приятеля. – Это что такое?
– Да, Алешенька, да! Это заявления за вчера и сегодня. Старша́я, – он сделал ударение на втором «а», – распорядилась тебе передать. Изучай, сортируй, разбирайся.
Старшая – это подполковник Иванова, старший следователь их отдела, так они между собой называли суровую начальницу. И Миша, и Алеша в следственном работали недавно, оба выпускники юридических факультетов. Только Миша – простенького рязанского вуза, а Алеша аж МГИМО окончил.
– А? Почему я? Потому что самый красивый? – Лейтенант недовольно сморщил нос.
– Потому что я уезжаю в командировку. – Миша подхватил приятеля под локоть и практически внес его в их общий кабинет, где с глухим звуком плюхнул пачку заявлений на Лешин стол. – В родные пенаты, батенька, еду. В Рязань, по делу Голикова, блин. Помнишь?
– Помню… – завистливо вздохнул Алеша. – Езжай, чего уж… езжай, развлекайся. А я тут один… одинешенек… бытовуху пока разгребу, мне же не привыкать. Кто тут у нас? – Он взял верхний лист из пачки. – Так-так-та-а-а-ак, муж буянит, понятно. Это что? Телефон украли. Отлично! Это? Бабушка кормит котов… несанкционированно… коты срут… ясненько. Дальше… исчезла… так… двадцать лет… три дня не выходит на связь…
