– А кровать вся помяяятая, – заметил Бородька.
– Здесь лежала его жена, – услышали мы доносившийся из кабинета голос свидетеля, – она на днях приболела и всё это время проводила в постели.
– Ладно, похоже, здесь нет ничего интересного, – сказал я Бородьке, и мы вернулись в кабинет. – А что с ней случилось? – спросил я у свидетеля, присаживаясь на стул.
– Два дня назад Медведев с женой отмечали годовщину их свадьбы в ресторане, там не работал кондиционер, но никому это не мешало кроме Умки. Ведь она белый медведь и предпочитает климат холоднее. Вот её и сморило.
– Понятно, – сказал я и, взглянув на часы, решил покончить с Филлини. Я достал из кобуры пистолет и выстрелил ему прямо в лоб. Шутка. – И последнее: какие у вас были отношения с убитым? Ведь вам приходилось круглые сутки за ним таскаться без выходных.
– У нас с ним были чисто рабочие отношения. Я служил ему больше пяти лет, разногласий у нас не было. В свободное время я всё равно не знаю, чем мне заняться, так что меня это устраивало. К тому же Медведев платил мне очень хорошо, а деньги я отсылал родителям. И ещё с Медведевым у нас был заключён договор, который я мог расторгнуть в одностороннем порядке.
– Простите за нескромный вопрос, но… сколько вы получали у судьи?
– Восемь с половиной, – равнодушно ответил Филлини.
– Восемь с половиной чего? – спросил Козлов.
– Тысяч.
– А-а…
– В сутки, – всё так же спокойно ответил Филлини, вглядываясь в наши раскрытые от удивления глаза.
Когда дверь за свидетелем закрылась, мы с Бородькой ещё долго не могли прийти в себя.
– Восемь с половиной!
– Тысяч!
– В сутки!
– А мы с тобой сколько получаем в сутки? – спросил я Козлова.
– Э-э… восемь с половиной.
– Да… в тысячу раз меньше.
За окном уже вечерело, и, сев обратно за стол, я попросил Бородьку пригласить второго свидетеля.
– Кого? – спросил он.
– Умку, – сказал я, всматриваясь в неё на фотографии. – Пока она из-за своей болезни и смерти мужа нам свой труп не подкинула.
Бородька вернулся в кабинет, ведя под руку плачущую и обессиленную жену судьи. Даже сейчас она была такой же очаровательной, как и на фотографии. Все в нашем городе симпатизировали ей, а также жалели за то, что у неё такой муж. Она была полной противоположностью судьи. У Умки был свой благотворительный фонд, помогавший больным детям и обездоленным семьям. Почти все были уверены, что судья насильно заставил её выйти за него замуж и она его никогда не любила.
Я встал и помог Умке сесть на стул. Мы с помощником заняли свои места. Присаживаясь, я заметил на столе высохшее пятно крови и накрыл его папкой.
– Примите наши соболезнования, – выразил я Умке своё «сочувствие», после которого она ещё сильнее зарыдала. – Если вы не в силах отвечать на вопросы, то мы можем перенести это на завтра.
– Нет-нет, – произнесла вдова, вытирая платком слёзы, – потом, боюсь, мне будет ещё тяжелее.
– Хорошо. Тогда давайте начнём. Как вас зовут?
– Умка Медведева.
– Вы-ы являлись женой суд… Михайло Медведева, так?
– Да, – всхлипывая и смотря на платок, отвечала свидетельница.
– Как давно вы были замужем?
– Восемь лет.
– У вас был счастливый брак?
Умка удивлённо посмотрела на меня и громко сказала:
– Конечно! Я люб… я любила его! Он был очень, очень хорошим мужем.
– У вас нет детей, ведь так? А можно узнать почему?
– Михайло не хотел, – тихим голосом сказала Умка, снова принявшись рассматривать свою тряпку, – да и я не очень настаивала на этом.
