Ашаршылык: история Великого голода - страница 26

Казахский аул с очевидностью не влезал в рамки марксизма, созданного на основе политэкономии европейских стран, однако казахских политэкономов 1920-х годов это нимало не смущало. Противоречия в теоретической характеристике аула они «решили», создав политэкономический «қойыртпақ» из смеси родового, феодального и капиталистического строя, и считали это своим достижением: «Казакское байское хозяйство – хозяйство переходного типа, соединявшее в себе черты и капиталистической, и феодальной системы эксплуатации… Поскольку большинство казакских районов в дореволюционное время оставалось кочевыми районами, поскольку они же являлись характерными для Казакстана, как колонии, поэтому и преобладающей формой в степи оставалась докапиталистическая форма эксплуатации».[111]

Этот «қойыртпақ» основывался на том, что признаки всех перечисленных общественных формаций были объявлены пережитками: «Одним из характерных особенностей дореволюционного казакского аула является наличие в нем пережитков патриархально-родовых отношений».[112] А также: «… существующая система полукочевого скотоводческого хозяйства, является по существу, пережитком феодализма, выгодным прежде всего для зажиточной части населения…».[113] Это партийным экономистам казалось приемлемым способом разрешения очевидных противоречий в их теоретических построениях, хотя с точки зрения марксистской формационной теории это был нонсенс.

Второй важный пункт в их оценке казахского хозяйства состоял в утверждении, что оно является товарным, мало отличным от хозяйства европейского типа. В этом отношении Г. Тогжанов высказался весьма категорично: «Не будет преувеличением, если даже сказать, что оно уже превращается в товарное хозяйство, и что казахское хозяйство в оседлых и в значительной части полукочевых районов по своей структуре и направленности мало отличается или почти не отличается от русского крестьянского хозяйства».[114] Не один он высказывался в подобном духе: «Аул пережил уже период натурального хозяйства, в аул внедряются товарно-капиталистические отношения. Эти отношения, вовлекая в орбиту своего влияния казахское население, постепенно разрушают общину, как нечто хозяйственное целое. Община как хозяйственная единица распалась…».[115]

Экономисты грубо ошибались в оценке товарности казахского хозяйства, которая по одним данным составляла не более 7–10 % от валовой продукции.[116] По другим данным, суммарная товарность казахского хозяйства составляла около 40 %. По весьма подробным данным, собранным в начале 1920-х годов в Актюбинской губернии, выходило, что казахские хозяйства потребляли 57–62 % произведенной продукции, а продавали 38–43 % продукции. Причем, по разным категориям продукции, производимой в казахском хозяйстве, процент товарности сильнейшим образом колебался. Так, товарность по хлебу составляла 5–6 % (соответственно, потреблялось внутри хозяйства 95 % произведенного хлеба), а по кормам – 3–5 %.[117] Доля товарности складывалась, в основном, за счет продажи скота, мяса, кож и шерсти, в чем основной вклад в общую товарность казахских хозяйств в губернии делали зажиточные и богатые хозяйства.

По собранным в Актюбинской губернии данным выходит, что товарность казахского хозяйства обеспечивалась продажей непродовольственного сырья, тогда как производство продовольствия было ориентировано на собственное потребление. Так, доля собственного скота в потреблении мяса в хозяйствах, кочующих в полупустынных районах и имеющих свыше 25 голов скота, стабильно держалась на уровне 97–99 %. Иными словами, казахский аул вел в первую очередь потребительское хозяйство, и мог отпускать не более 2–3 % производства мяса, 5–6 % хлеба и 3–5 % кормов. К сожалению, столь же подробных данных по другим губерниям Казакской АССР не было опубликовано, но, очевидно, и там была схожая картина.