– Не поняла. Ты это о чем?
– Да так. Мысли вслух. Спокойной ночи, – Ашната повернулась на другой бок и закрыла глаза.
Еще какое-то время Анна тихонько ходила по комнате: снимала макияж, переодевалась, расчесывала волосы, пила чай и наконец, свет погас. Началась игра: то тишина проглатывала темноту, то ночная темень съедала убийственную тишину. Именно во время такой игры одиночество одерживает победу и сквозит из каждой щели, цепляется занозой в сердце того, кто днём забывает о том, как ночью бывает холодна его постель. С первыми солнечными лучами царство теней испаряется, но чего стоит выстоять. Одинокие, промозглые ночи – безжалостные змеи.
– Спишь?
– Нет.
– Тебя вызывают в деканат. Просили передать, что ждут тебя.
– Что им все неймется? – нервно подскочила на кровати Анна.
– Они сами все скажут. Я так поняла, что речь идёт о курсовой, которую ты якобы украла у выпускника.
– Все-таки раздули скандал? Делать им что ли нечего?
– Преподавателя уже уволили. Тебе нужно объясниться, чтобы не было проблем. Если хочешь, я схожу с тобой.
– И не подумаю туда идти. Пусть не суют свои носы в чужие дела!
– Анна, так нельзя! Если ты не виновата, расскажи свою правду, если виновата поговори и объясни все, как есть.
– Да что ты. У тебя еще крылья за спиной не прорезаются? И что вы все лезете в мою жизнь?
– Успокойся, никто не делает тебе ничего плохого.
– Да, но никто и не помогает!
– Пожалуйста, не думай так. Людей много: кто-то с тобой несправедлив, но есть и те, кто любит тебя.
– Любит? Ашната, посмотри на меня и скажи, похожа я на девушку, которую любят?
– Я считаю, что даже если тебе кажется, что ты обделена человеческим теплом, это не так. Кто-то где-то ищет тебя…
– Замолчи! Начиталась своих дурацких книг и не живешь реальной жизнью! Стоило тебе обжечься, выйти из книжного мира и пожить жизнью людей, как днями и ночами напролет льешь слёзы.
– У каждого своя реальность. И, если сейчас я испытываю боль, то только потому что живу по-настоящему и по-настоящему чувствую. В книгах этому не научат.
И вновь эта тишина, разорвать которую порой не в силу даже пронзительному крику. Ашната лежала на спине, заложив руки за голову. Она смотрела в потолок: на него ложился свет фар подъезжающих к дому машин. Рядом с общежитием располагалось много жилых домов. Уютные, утопающие в зелени дворы, детская площадка, несколько дубов у подъездов. Когда Ашната впервые увидела это место, оно напомнило ей тихий оазис. На дворе стояло жаркое лето. Вся в растрепанных чувствах, она шла к этому зданию, как к последней надежде. Сложно сохранять равновесие, когда тебя предают. Сильная по натуре, но очень ранимая белокурая девушка шла твердым шагом по зеленому двору, не оглядываясь назад. Темные очки скрывали красные от слез глаза, в которых застыло отчаяние. Постучав в кабинет директора общежития, она больше не могла давить в себе боль. Рассказав все, как есть, она получила долгожданное разрешение на проживание. Зайдя в свою комнату, которую ей выделили, она села на диван и ощутила себя счастливой… Здесь, в крохотной комнатке, посреди шумного города, она чувствовала себя защищённой. Защищённее может быть только в утробе матери. Над её головой была крыша. Разве это не счастье, знать, что в дождь и в зимнюю стужу над твоей головой крыша?
– Помнишь, как мы с тобой до утра проболтали, когда ты только заехала в комнату? – спросила Ашната.
