Assassin’s Creed. Фрагменты. Клинок Айдзу - страница 20



– Катамори – человек чести. Он поклялся в верности клану Токугава и никогда не откажется от своих слов. Он выступит под его знаменами. А это значит, что с ним выступлю я. И Ибука.

Он пытался скрыть свои чувства, но голос его выдавал.

– Я надеялся, что успею удачно выдать тебя замуж до своего отъезда, но это невозможно. Что же с тобой будет, если я не вернусь и если твоего брата больше не будет рядом, чтобы тебя защитить?

Ацуко почувствовала, как в ней поднимается волна гнева и заглушает голос отца, но сжала зубы и проглотила вертевшиеся у нее на языке слова, будто подкатившую к горлу желчь.

– Когда вы уходите?

– Послезавтра, – почти шепотом ответил отец. – Мы встретимся с войсками кланов Дзёдзай и Нагаока, затем присоединимся к Токугаве и вместе двинемся в столицу.

Послезавтра. У Ацуко вдруг закружилась голова. Она сделала глубокий вдох, стараясь успокоиться, и подождала, пока ее дыхание снова выровняется, прежде чем заговорить.

– Вы победите?

Многие отцы посмотрели бы своим детям в глаза и сказали бы: да, конечно же, в этом не может быть сомнений. Некоторые стали бы играть мускулами, хвастаться, заявили бы, что боги на их стороне. Но Таномо был из другого теста. Он был глубоко честный человек, и потому сначала задумался над вопросом, а затем дал самый точный ответ, на который только был способен:

– Я не знаю, милая. Император может рассчитывать на поддержку тех кланов, которые выступают против Токугавы, в особенности на Сацума и Тёсю. И, конечно же, на его стороне будут проклятые британцы. Нас больше, по крайней мере так оно на бумаге, но это будет трудная битва. Мы…

Он осекся, услышав шум шагов у входа. Ацуко поднялась как раз вовремя, чтобы увидеть, как Ибука врывается в комнату, бледный, как полотно.

Высокомерие, в котором юноша сам себе не отдавал отчета, но с которым всегда держал себя на людях, исчезло без следа. Он двигался, слегка пошатываясь, словно старик, перебравший саке. Его лихорадочный взгляд метнулся сначала на сестру, потом на отца. Затем он как будто вдруг осознал, насколько неопрятно выглядит. Огромным усилием воли он выпрямился, расправил складки на верхней части кимоно и заставил себя вновь гордо улыбнуться.

– Отец, ты слышал новость?

– Нужно быть глухим, чтобы ее не услышать, – сквозь зубы выдавил Таномо. – Не думал я, что твоя первая война случится так скоро, но видно, так пожелали ками[22]. Будем же надеяться, что они защитят тебя в битвах, так же как защищали меня все эти годы.

Ибука проглотил слюну. Ему хорошо удавалось притворяться, и человек, плохо его знавший, не заметил бы ни малейшего признака страха в том, как он держит себя, но Ацуко было не провести. Ее брат был в двух шагах от того, чтобы снова напрудить в штаны.

– Если бы несколько месяцев назад ты не представил меня ко двору даймё, он ни за что не потребовал бы, чтобы я стал его хатамото, – заметил юноша слишком уж отстраненным голосом. – Я жил бы здесь, под твоей крышей, и у меня не было бы обязанности хранить верность Катамори.

– Верно, – заметил Таномо. – Тот вечер пришелся как нельзя более кстати. Ты самый юный из всех телохранителей даймё и притом – самый искусный воин. Эта война станет для тебя возможностью покрыть себя славой в том возрасте, в котором других юношей и вовсе не замечают. Мусаси было шестнадцать, когда он принял участие в битве при Сэкигахаре!

– Да, и оказался на стороне проигравших, и его бросили там умирать, – заметил Ибука, не в силах прикусить язык.