Платон почти целый раунд обреченно смотрел в телевизор, пытаясь понять, зачем люди бьют друг друга, нанося серьезные увечья и так быстро старея, вынужденно наматывая круги в ринге. Конечно, им за это платили, но все же. Парень безучастно дотерпел до первого гонга, и когда окровавленные боксеры разошлись по углам, проскользнул к выходу из комнаты. В маленьком квадратном коридоре, в котором и три человека не смогли бы разойтись, было еще четыре двери – одна большая, черная, массивная входная и три обычные, такие же белые, как в столовой-гостиной. Они вели в ванную комнату, родительскую спальню, комнату Платона с сестрой и на кухню, куда пошел парень. Он увидел маму, готовящую еду за плитой. Ее белый фартук в желтый цветочек был надет прямо поверх строгого рабочего платья, что носило большинство женщин в офисах при заводе. Средней длины русые волосы были собраны в хвост, уходили ровными прядями к затылку, будто пытаясь растянуть морщинистый лоб. Усталость кожи делала лицо сероватым. Без косметики легко было разглядеть все изъяны ее возраста. В целом женщина выглядела даже старше своего мужа.
– Опять бокс? – понуро спросила она, не отводя взгляда от нарезаемых на доске овощей.
– Да, я не успел досмотреть передачу, – ответил Платон, усевшись за кухонный стол и раскрыв перед собой тетрадь с записями.
– Ну не расстраивайся, – обреченно сказала она. – Ничего не поделаешь. Может, эту программу повторяют на следующий градус?
– Да, повторяют, но я буду на лекциях, – ответил парень, листая записи. – Мам, ты не парься по таким мелочам, ерунда.
– Голоден?
– Нет, я доел молоко с хлопьями. Наелся на сотню метров вперед.
Повисла тишина, нарушаемая только ударами ножа по разделочной доске и шелестом переворачиваемых страниц. В кухне стоял размытый гул далекого боя вперемешку со звуковыми помехами, наполнявший весь дом неприятным дребезжанием стен. Отбросив все эти шумы в дальние области головы, Платон сосредоточился на конспекте, доделывая последние метки, и уже мысленно готовился записать информацию в новые главы своего диплома, а также размножить набранный на машинке текст, когда окажется возле университетского копировального аппарата. Он слегка вздрогнул, когда громкий разговор разогнал его задумчивость, но продолжил, не отвлекаясь, записывать мысли в тетрадь.
– Мать, принеси пива, – начал говорить обычным тоном отец, но, вынужденный перекрикивать телевизор и преодолевать голосом толстые стены, перешел на рев.
– Смерти моей желаешь? – ответила ему женщина. – Носиться туда-сюда по каждому поводу. Воспользуйся окном для передачи еды.
– Ты же знаешь, что оно сломалось! – кричал отец из комнаты.
– Ну так почини его! – огрызалась мать.
– Потом починю, но мне прям сейчас надо пиво! Принеси, мать твою, пожалуйста!
Женщина перестала резать овощи, не меняя выражения уставшего лица, наклонилась к кухонному ящику для продуктов под столешницей и, порывшись рукой среди ярко-красных слипшихся кусков мяса и завернутых в пакеты пельменей, нашла банку пива. Холодильники в домах не использовались – в неподвижности пища не портилась. Женщина распрямилась и пошла к выходу из кухни, в последний момент заметив, что продолжает сжимать нож в правой руке. Моргнула несколько раз, смягчила выражение лица и, оставив нож на краю стола, вышла из помещения.
Закончив с записями, Платон поднял голову и под приглушенные звуки мужских и женских криков за стеной рассматривал разложенные мамой продукты – морковь, капусту, что-то розовое, вроде редиса и пустую миску. Потом перевел взгляд дальше, через всю кухню. Возле раковины высилась стопка грязной посуды, на печке стояла кастрюля с водой, медленно двигаясь по кругу вместе с огнем, закипая. Электрический механизм крутил конфорку вместе с подставкой по всему радиусу поверхности для готовки, чтобы пища, преодолевая расстояние, готовилась. Регулятор на печке был выставлен на 720 оборотов. Вода начинала выкипать, не дожидаясь лежащих на разделочной доске овощей. Сунув тетрадь за пояс джинсов, Платон поднялся было дорезать продукты, но в кухню вернулась мать с сурово сведенными бровями и неестественно сжатыми, почти спрятавшимися губами.
