После этой встречи их передатчики больше не выходили на связь, и через два месяца, после третьего предупреждения, Атлантида и Ипполит были отчислены из клуба за неуплату членских взносов. До этого случая они не имели штрафных взысканий и дисквалификаций, поэтому за ними сохранили возможность восстановления участия в игре.
Он не хотел никакой любви и держался твердо. Сначала он попытался уйти в работу, и почти две недели ему это удавалось, хотя и с резким снижением производительности труда, что не укрылось от бдительного начальства, так что ему даже мягко намекнули на целесообразность взять отпуск.
Ипполит работал дизайнером сайтов, и от его работоспособности напрямую зависел успех всей рекламной кампании, притом что конкурентная борьба в этой сфере бизнеса была очень жесткой. Для того чтобы поднять его боевой дух, ему даже повысили зарплату, но дело оказалось не в деньгах, а значит, было совсем худо, и тогда ему уже более настоятельно и недвусмысленно было рекомендовано отдохнуть. Он взял отпуск на десять дней, но никуда не уехал из Москвы, хотя мог бы уехать в Турцию, Италию, в Северную или Южную Африку или в Юго-Восточную Азию. Но вместо этого он каждый день ходил на Новодевичье кладбище, где гулял среди памятников и надгробий артистов, писателей, маршалов, ученых и государственных деятелей, после чего бродил по набережным Москвы, избегая Садовнической (как оказалось, не зря!) и прилегающих к ней Овчинниковской, Кадашевской, а также, на всякий случай, Раушской.
Кончилось тем, что он не выдержал и, придя (к недоумению сослуживцев) в офис, проверил почтовый ящик. Он был буквально набит письмами. Каждый день она отправляла ему сообщения, и не по одному, а по несколько. И день ото дня их тон менялся. Прочитав их все разом, одно за другим, можно было увидеть, как исчезала тонкая оболочка ее внешних манер и как нарастало отчаяние, как сдавали ее нервы. Они были наглядным доказательством того тезиса, что лучший способ подчинить себе женщину – это игнорировать ее полностью.
В первых письмах она еще кокетничала, шутливо интересуясь, когда он, наконец, наберется смелости пригласить ее в ресторан, и что он собирается подарить ей на день рождения. Но день рождения прошел, а ответа не было. И тогда ее тон изменился, она спрашивала, помнит ли он ее, не забыл ли он ее вообще. Ответа не последовало. Тогда она стала писать, как она думает о нем, как он ей снится, как ей мерещится, что вот он идет ей навстречу по улице, но каждый раз это оказывается не он, о том, как она каждый день приходит к тому месту на Садовнической набережной и подолгу стоит, глядя на бурую, мутную воду, но он не приходит к ней больше. Она рассказывала ему свои сексуальные фантазии, как он берет ее сзади и спереди, и как она принимает его член в рот, с алчностью и упоением, стоя перед ним на коленях. И только когда он не ответил и на эти письма, в ее сообщениях зазвучали по-настоящему пронзительные ноты тоски и безысходности. Последние два дня писем от нее не было, и Ипполит подумал, что он, возможно, опоздал, и ее уже нет в живых. Он не стал ей звонить, а вместо этого сразу отправился по адресу, который она сообщила еще в двадцать первом своем письме.
Она встретила его в черном домашнем халатике из тонкой вискозы, идеально облегавшем ее фигуру, как если бы ждала его именно сегодня (как призналась она потом, она ждала его каждый день, почти не выходя из дома). Увидев его перед собой воочию, она как будто лишилась воли, окаменела, казалось, что из ее глаз вот-вот хлынут слезы. Он шел на нее, а она молча отступала, и за внешней неподвижностью ее лица угадывалась такая буря смятения, что впору было беспокоиться за ее рассудок.
