– Я польщен… Может, я просто неуверен в себе, – предположил Одед, расслабляясь.
Он немного помолчал, потом продолжил:
– Знаешь, я ведь никогда ничего из себя не строил. Всегда был самим собой. Всем известно, что я мухи не обижу. Я люблю людей, люблю им бескорыстно помогать, некоторые меня уважают и симпатизируют мне. Я говорю не о нашей шестерке. Вы всегда будете для меня самыми дорогими. Я о других: таких, как Ран, Янив, Авигдор… Но в эту минуту я задаю себе вопрос: почему же я должен сидеть здесь один, в то время как все они гуляют себе на вечеринке?
– Но разве ты не сам сказал, что терпеть не можешь дискотек? – возразила Лиат.
– Ты не понимаешь, – покачал головой парень. – Я в принципе выбит из общей колеи, как будто бы топчусь на одном месте. То ли сам поток не склонен уносить меня с собой, то ли я боюсь в него войти.
– А тебе бы очень этого хотелось?
– Ну конечно! Только где бы набраться смелости?
И он устремил на приятельницу такой раздирающий душу взор, что сам сквер словно жалобно застонал в ответ, поскольку внезапный порыв ветра согнул сухие кроны сосен, и они протяжно заскрипели.
Горькие признания друга вызвали у Лиат глубокое замешательство, несмотря на всю легкость их вытягивания. Впервые в жизни в ее сердце шевельнулось к сидевшему сбоку юноше нечто большее. Вероятно, так сказывалась на ее чувствах необычайная атмосфера и ее собственные острые переживания. Всю свою врожденную интуицию вложила девушка в отчаянное, дерзкое и наглое предположение, что этот человек мог бы являться не просто ее многолетним приятелем и собратом по несчастной влюбленности, но и при определенном усилии разделил бы с ней все это в ином, более близком качестве.
Мысль девушки лихорадочно заработала. Она и Одед Гоэль по отдельности были, в сущности, одинокими, скованными и непохожими на других неоперившимися подростками, и располагали дружбой маленькой группы одноклассников. Они были сильны только рядом с друзьями. А что, если обе влюбленные пары – Шахар и Галь, Хен и Шели – потеряют к ним интерес?
Лиат было жаль своего собеседника, но еще больше жаль себя. Роль вечной наперсницы Галь и критиканки Шели глубоко оскорбляла ее самолюбие. Да и Одед, по его же словам, не лучшим образом ощущал себя рядом с балагуром Хеном и "суперменом".Шахаром. Из этого следовало, что, будь они вдвоем, то во многом выиграли бы перед сверстниками.
Лиат отдавала себе отчет в невиданной смелости своей задумки. Ею двигала так же и жажда эксперимента. Изменится ли тогда отношение к ней приятельниц? А ее внутреннее ощущение? Ее голова разрывалась. Она еще сомневалась, чего ей хотелось больше: добиться самого Одеда, или произвести желаемый эффект в их компании, и особенно у Галь, сделать его своим орудием или действительно вызвать в нем отклик. Но таков был ее настрой, и она решила не откладывать.
– Одед, ты сам затеял этот разговор. Коль скоро ты открыл мне сердце, дай мне попробовать помочь тебе, – безоглядно пустилась она в атаку.
– Валяй! – безучастно сказал Одед.
– Изменяться самому тебе не следует, – это глупо и нечестно по отношению к себе. Нужно всегда оставаться самим собой. Все, что тебе не хватает, это родственной души, девушки с похожей ситуацией. Я уверена – будь у тебя постоянная подруга, то сейчас ты был бы с нею там, на вечеринке, а не размышлял бы здесь один о Шахаре и прочих, сравнивая себя с ними и страдая от своих нелепых сравнений. И твоя самооценка сразу стала бы намного – намного! – выше. К тому же, я понаблюдала и заметила, что наши сверстники относятся гораздо уважительней к несвободным ребятам, особенно девушкам. Звучит абсурдно, но такова правда.
