Покончив с этим занятием, девушки крепко скручивали и выжимали каждую выстиранную вещь непременно по семь раз, наблюдая, чтобы вода стекала на землю, а не обратно в ручей. Таков был древний обычай, завещанный германским женщинам самой богиней Фриггой, супругой Вотана – высшего божества. Отжатые одежды полоскальщицы бросали в густую траву и брали из высоких, ивовых корзин новую партию белья.
Другие девушки – расстилалыцицы – быстро подбирали выстиранные вещи, складывали в неглубокие корыта из липового дерева и уносили подальше на лужайку, где на самом припеке солнце уже давно успело высушить траву. Там работницы расстилали по земле чистые одежды длинными рядами, тщательно разглаживая каждую складочку. На лужайке пестрело множество цветов: и вероника, и венерины башмачки, и рута, и тысячецвет, – и все они прятались в траве, спасаясь от жарких лучей солнца. Над ними кружились пестрые, разноцветные мотыльки и бабочки, стрекозы с длинным тельцем и прозрачными, как слюда, крыльями, отливающими всеми цветами радуги.
Вблизи лужайки проезжая дорога разветвлялась в разные стороны. Начинаясь у дворца короля Визигаста на холме, она спускалась к югу, потом поворачивала к западу – к лесу и направо – к востоку, где терялась в степи. У самого перекрестка, в тени густого орешника стояли длинные дроги, запряженные тремя белыми лошадьми. На шести полукруглых обручах над дрогами был натянут парусиновый навес. В повозке рядами стояли корзины с сухим, отжатым бельем.
Около дрог спокойно прогуливались три девушки, но любое внимание, несомненно, привлекла бы лишь одна из них – статная, белокурая красавица. У нее была величественная фигура, полные плечи, красивой формы грудь и ростом она превосходила подруг на целую голову. В белом платье, открывавшем шею и дивные, изящные руки с ослепительно белой кожей, она напоминала мраморную статую, в которую искусный скульптор вдохнул живую душу. Эта юная красавица была дочерью короля Визигаста, несравненная Ильдихо.
Несмотря на свой высокий сан, королевна не носила драгоценных украшений – их с избытком заменяли жемчужины глаз и роскошные золотые волосы. Волосы Ильдихо были мягкие, как шелк, а обрамлявшая лоб коса в три пальца шириной украшала ее головку сказочной диадемой, будто выкованной из червонного золота.
Так стояла она у повозки, выпрямившись во весь рост, положив правую руку на хребет одной из лошадей, а левой прикрывая от солнца глаза, чтобы лучше следить за работой девушек у речки и на лужайке. Большие, золотисто-карие глаза Ильдихо, с твердым, смелым взглядом, напоминали глаза орлицы. Временами она закидывала гордую головку, поднимая тонко очерченные темные брови.
Внезапно передняя лошадь испуганно заржала, попятилась назад и встала на дыбы, а повозка сдвинулась с места и накренилась. Еще минута – и дроги вместе с конями полетели бы с откоса вниз. Подруги Ильдихо с громким визгом отскочили в сторону, и лишь королевна не растерялась, ухватив сильной рукой за повод вздыбившегося коня. Потом, когда лошадь успокоилась, она наклонила головку, рассматривая землю, и – увидев какой-то предмет в траве – наступила на него ногой, притопнув сандалией.
– Идите сюда! – крикнула Ильдихо подругам, отбрасывая ногой судорожно извивавшуюся змею. – Она издохла!
– Что это? – боязливо спросила одна из девушек, снова появляясь у повозки и прикрываясь темно-зеленым плащом.
