Всё это потрясло меня до глубины.
Её слова прерывались криками. Болезнь, вероятно, была уже в серьезной стадии и оттого женщину мучили приступы боли, от которых не спасало даже обезболивающее. Я был абсолютно подавлен и совсем не знал, что мне делать. Дослушав её рассказ, я засобирался.
– Не уходите, – тихо сказала она.
Но я не мог больше терпеть. Моя психика – и без того богатая на фантазию, и без того живая на воображение – была на грани. Она рисовала мне картины, от которых волосы шевелились на моей голове. То, что я видел было пределом для моего неравнодушия.
Я поднялся со стула.
– Не уходите, – повторила она.
Я вышел из комнаты, вышел из квартиры. Я ушёл. И был потрясен. Я видел живого человека, который относился к самому себе так, словно его уже не было.
На следующий день я позвонил сыну этой женщины. Представился и объяснил, что его мать жаловалась в газету о том, что ей не хватало лекарств.
– Правда ли это? – спросил я его.
Тот мне ответил, что все в порядке и что поводов для беспокойства нет – лекарств хватало. Прощаясь, я ему рекомендовал проводить больше времени с матерью.
За все случаи, когда люди обращались в прессу как в последнюю инстанцию в поисках правды, не было ни одного, чтобы я не сумел помочь.
Кроме этого.
Ведьмина «порча»
Разные бывают случаи в журналистике, бывает – ведешь расследование, бывает – хочет толпа тебя взять в заложники. А бывает и порчу ведьма наводит! Как-то раз жители одного из алматинских микрорайонов обратились в издание, где я работал, с открытым письмом в адрес администрации города, с требованием, чтоб в их микрорайоне закрыли офис колдуньи. Они пояснили, что некая ведунья сняла квартиру в их микрорайоне и в ней принимала клиентов. И все бы ничего, да только народу валило – тьма. Очередь на консультацию выстраивалась с четвертого этажа до конца подъезда.
Люди крестились, что в микрорайоне стала твориться чертовщина – стало больше, мол, бездомных кошек, по ночам слышался вой – да и вообще, короче – стеклась туда, как уверяли граждане, вся нечисть.
А участковый инспектор – совсем не реагировал на их жалобы. И уж явно его либо приворожили, либо сглазили: на жалобы офицер отвечал вяло, невнятно – вел себя, ну, вот точно, как ведут зомби и прочие, кто под чарами колдовства.
Так казалось обратившимся в редакцию.
И вот из-за этих страхов они и решили обратиться в прессу, с надеждой, что чертовщина, может быть, не берет журналистов. И так как я был в то время в редакции самым молодым, то участь на отработку этого редакционного случая пала меня. Остальные коллеги под разными предлогами браться за него отказались.
Поехали с фотографом по адресу. И по прибытию, и вправду: народу куча, я разглядывал посетителей, у кого-то украли, кто-то пришел гадать на любовь, кто-то на судьбу… Совершенно разные люди – пожилые, молодые, мужчины, женщины.
Двери офиса открыла ассистентка ведуньи и я едва не упал со смеху, поскольку была она мне знакома. Нет не близко, просто какое-то время проживала в том же подъезде, в котором жила наша семья. Квартира ее была как притон, потому что посещали ее всякие подозрительные личности. Бабки на лавочке судачили, что, мол, была она торговкой наркотиками. В общем, женщина мутная, да и к тому же – ну, клоун клоуном. Невооруженным глазом видно – мошенница еще та!
Посреди зала за столом со стеклянным шаром сидела ведунья. Была она одета в причудливые одежды. В комнате стоял плотный запах благовоний. Я объяснил колдунье, что мы из прессы, что приехали из-за обращения жильцов. И что согласно нашим канонам журналистики, мы должны были выслушать вторую сторону – чтоб заметка в газете была объективной и беспристрастной. Мол, вот такой у нас ритуал или обряд, или как это сказать, чтобы вам было понятно.
