Первый раз Арсен сел в семнадцать. После первой ходки была вторая, за ней – третья. Из своих сорока он провел за решеткой более пятнадцати лет. Пребывание на свободе каждый раз было недолгим, один срок шел за другим.
Во дворе у Арсена стоял добротный топчан, и мы на нем говорили о разном. И вот сидели мы как-то под сенью летних звезд, а Арсен с гордостью мне показывал дневник своего пятнадцатилетнего сына. Нужно признать, школьный документ был сплошь усыпан пятерками. И было весьма странным это прилежание в отпрыске отъявленного рецидивиста.
Сын Арсена лицом был кроток. Вел себя спокойно и воспитанно, а речь его была вежливой. Слова «пожалуйста» и «спасибо» перемежались у него чуть ли не в каждом предложении. Если б я этого школьника встретил наулице, то в жизни б не сказал, что его папа – отпетый бандит.
– Видишь, какой сын у меня?! – с гордостью говорил мне Арсен. Вероятно, он был еще более горд тем, что перед ним был не кто-то, а журналист – все же человек активной гражданской позиции, представитель интеллигентной прослойки, а не той, к которой принадлежал Арсен.
– Эх, как они надоели в школе со своим ремонтом, – жаловался авторитет, – На шторы сдай, на краску сдай, на мел сдай, – сокрушался он, перелистывая дневник.
Не знаю точно как сейчас, а в те годы школы собирали с родителей деньги. Поясню, что большинство школ в Казахстане государственные. Поборы в них их администрация объясняла тем, что, мол, не хватало денег, выделяемых государством на покрытие нужд. По сути эти поборы были самым настоящим вымогательством, замаскированным под так называемые классные фонды. Механизм этих фондов строился якобы на добровольной основе – что это, мол, не школа требовала деньги с родителей, а родители сами, якобы, добровольно и из желания, чтоб их дети учились в опрятных классах, сдавали деньги.
А мол, того, что давало государство, родителям было мало!
Вымогательством это было потому, что если родители школьника не сдавали деньги, то на него организовывалась травля. Ребенка унижали при его одноклассниках тем, что, мол, семья у него бедная – мама и папа не могут сдать деньги в школьный фонд. Успеваемость ученика педагогами искусственно занижалась – они ставили ему плохие оценки. И школьная жизнь ребенка превращалась в кошмар.
Но, самое главное – с этой проблемой ничего не могли поделать правоохранители. Потому, что с юридической стороны школами всё было выстроено «шито-крыто». А родители были настолько запуганы, что мало кто из них решался обращаться в полицию. Они думали, что лучше сдать деньги, чем подвергать скитаниям своё чадо – ведь обратись они в полицию, то устроить ребенка в другую школу было бы крайне трудно.
Итак, стояла тёплая летняя ночь, по краям топчана вились спелые виноградные лозья. И известный криминальный авторитет, державший в страхе всю округу, жаловался журналисту на то, что школа вымогала с него деньги!
– Напиши об этом статью? – молил он. – Это же беспредел конкретный! – говорил Арсен, делая большие глаза.
Я был в шоке от того, что даже криминального авторитета принудили платить взносы в школу. И глядя на то как он листал дневник своего сына, думал, кто же больший бандит: человек передо мной с тремя ходками или законопослушный директор школы?
Власти Казахстана неоднократно объявляли школьные поборы незаконными, но они все равно продолжали – и, вероятно, и по сей день продолжают иметь место.
