– Твёрдый! – крикнула я.
– Отлично! Съем и тот, и другой.
Я села на кровати, обхватив колени и глядя ему вслед с улыбкой.
Сейчас я не боялась потерять зрение. Должно быть, абсолютная уверенность Рэя меня заразила.
А ещё меня переполняло облегчение. Рэй был свободен. У меня получилось. Страх меня отпустил: я думала не о слепоте, а о том, что не решись я на этот шаг, отец не отпустил бы Рэя, пока не сделалось бы слишком поздно.
Нам нечему было особенно радоваться. Мы с Рэем были беглецами, отец заполучил абсолютную власть, а моё зрение теперь зависело от прихоти судьбы: стоит Рэю погибнуть или потерять линзы, и я вновь ослепну. И, между прочим, признания в любви я так и не получила.
Но в груди всё равно зрело тепло, мягкое и уютное, словно пригревшийся птенец на солнышке.
Ведь мы были вместе.
5. Глава 4
Апартаменты, в которых мы оказались, словно были перенесены сюда из прошлого. Антикварные краны в ванной, артефакты, больше похожие на скульптуры, напольные вазы с ручной чеканкой, в которых шуршали потерявшие аромат цветочные лепестки…
И картины. Кажется, когда-то здесь жила художница. Потому что ветер, словно летящий с гравюр, и одна и та же фигурка женщины-воительницы, поднимающейся на холм, смотрящей в небо, прыгающей с крыла дракона в замершие волны, явно говорили: девушка, писавшая эту картину, изображала себя.
Ко мне вернулось зрение, и я смотрела и не могла наглядеться. Это хрупкое счастье было словно ключевая вода, которую я пила и пила, не боясь захлебнуться.
Я видела. Я смотрела. И Рэй был рядом со мной.
Не закончив даже скромного ужина, он почти без чувств рухнул в постель. Целительные артефакты и мазь под повязкой должны были справиться с раной, так что за неё я не волновалась. Но лицо Рэя было пепельно-бледным и измученным, и мы оба знали, что рана тут была ни при чём.
Визит моего отца в голову Рэя не прошёл бесследно.
Измученный, он уснул. А я стояла у кровати, опершись на резной столб, не отрывала взгляд от его лица и боялась закрыть глаза. Потому что часть меня всё ещё не верила, что это не сон. Что золотые искры теперь не исчезнут из знакомых карих глаз. Что Рэй откроет глаза, улыбнётся мне, и я услышу насмешливые нотки в его голосе.
Я тихо присела рядом с Рэем. Взяла его за руку.
Он не метался во сне. Но на бледном лице едва заметно шевелились губы, дрожали ресницы, и я с замиранием сердца заметила, как пальцы правой руки комкали простыню. Ему было плохо и темно там, во сне, и я не решалась его разбудить, потому что ему нужен был отдых.
А потом я поняла, что ловлю его эмоции.
Связь между ними не превращала наши души в одно. Скорее, она была рекой, на берегу которой мы оба стояли. И если шагнуть к воде, можно было вглядеться – и увидеть отражение Рэя. Его чувства, его желания, его силу и его слабости. И я знала, что, стоит ему захотеть и открыться мне, я буду видеть и ощущать их все.
– Теперь-то, – прошептала я, – ты на Сильвейне точно не женишься.
Я слабо улыбнулась. Здесь и сейчас думать о том, что нас, соединённых этой невозможной силой, может разлучить какой-то там политический брак, было просто смешно. К тому же теперь мы оба были беглецами, Рэй и я. И новый император сделает всё, чтобы нас поймать.
Но я не собиралась возвращаться. Слишком хорошо я помнила, как отец смотрел на меня из глаз Рэя.
У меня вырвался горький смешок. А ведь если бы отец сделался императором, оставив Рэю его тело и свободу, я бы осталась на его стороне. Я бы не дала Рэю его убить. Отец был прав: я была пристрастна. Я не защищала империю – я защищала того, кого люблю.
