'Мы в связке с тобой, Байсаров', – думала она, просматривая контракт. Пункт о неустойке теперь казался не просто драконовским – зловещим. Тридцать миллионов рублей… Она бы скорее почку продала, чем нашла такие деньги.
Вечером, заваривая себе кофе в комнате отдыха, она услышала приглушенные голоса в коридоре. Цукерман и Сураев, остановились прямо за дверью.
– Ты слышал про бой Диаса с Лорен? – голос Сураева звучал взволнованно. – Букмекеры потеряли миллионы.
– Еще бы, – хмыкнул Цукерман. – Когда явный фаворит падает в первом раунде, это всегда интересно. Особенно если знать, на кого ставить.
– Говорят, Каримов сорвал куш.
– Каримов всегда знает, на кого ставить, – в голосе Цукермана появились странные нотки. – Как и с Байсаровым будет знать.
Маша замерла, боясь пошевелиться.
– Думаешь, волк согласится? – спросил Сураев.
–А куда он денется? Три года в тюрьме, карьера под откос… Такие долго не торгуются. Тем более Каримов создал для этого все условия, Байсаров у него на крючке.
– А девчонка? Не наломает дров? – поинтересовался Сураев, финансовый директор Golden Gym.
– Платонова? – Цукерман рассмеялся. – Она сама себя в капкан загнала этим контрактом. Будет делать, что скажут. Не переживай.
Маша почувствовала, как чашка дрожит в руках. Картина начала складываться – и она была страшной.
'Вот почему Тимур так взбесился', – пронеслось в голове. – 'Он что-то знает или догадывается'.
Дождавшись, пока голоса стихнут, она вышла из комнаты отдыха. Руки все еще дрожали, но в голове появилась ясность.
Достав телефон, она набрала сообщение: 'Нам нужно поговорить. Очень срочно!'.
Ответ от Тимура пришел почти мгновенно: 'Через час. На том же месте'."
Тимур увидел её издалека – стройная фигура в сером пальто, казалась особенно хрупкой на фоне вечерних сумерек. Он намеренно подошел медленно, изучая её лицо – бледное, сосредоточенное, с плотно сжатыми губами.
'Не верь', – шептал внутренний голос, помнящий, как 'друзья' отворачивались один за другим в зале суда. Как опускали глаза, бормотали 'не видел, не слышал', спасая свои шкуры. Только Валид и Самир тогда не предали, сказали правду – что Свиридов сам нарывался, что Тимур защищал честь семьи. Это спасло его от восьми лет, но три года все равно перечеркнули всё.
– Говори, – произнес он, останавливаясь в двух шагах от неё.
Маша подняла глаза – голубые, чистые, с каким-то отчаянным решением:
– Я знаю, почему вы вчера так среагировали. И знаю, что задумал Каримов.
Она говорила быстро, четко, без эмоций – о подпольных боях, о крупных ставках, о подслушанном разговоре. С каждым словом лицо Тимура становилось всё мрачнее.
– Они хотят использовать ваше возвращение, – закончила она. – Большие ставки на громкое имя. А потом…
–А потом слить меня, как отработанный материал, – закончил он. – И ты, конечно, решила мне все рассказать из чистого альтруизма?
Маша горько усмехнулась:
–Я в той же ловушке, что и вы. Этот контракт… Я сама подписала себе приговор. Они ждут, что я буду плясать под их дудку.
–И что теперь? – он сделал шаг ближе, нависая над ней. – Предлагаешь довериться друг другу и объединиться!
– А у нас есть выбор? – она не отступила, хотя сердце колотилось как безумное. – Я знаю, вы мне не верите. И правильно делаете. Но сейчас мы либо вместе выкарабкаемся, либо…тонем.
Тимур смотрел на эту хрупкую женщину, решившуюся пойти против системы, и что-то внутри него дрогнуло. Он слишком хорошо знал цену предательству, чтобы не оценить ее отважное решение.
