Авеста Висперад. Перевод А.Г. Виноградова - страница 3

Что касается личного чувства Заратустры, то мы можем только сказать, что оно было преданным. Его слово «zarazdâiti» дает ключ к его целям. Мы уверены, что он был мужественным человеком; но и то, что он не был щепетилен в пролитии крови, также очевидно: он не останавливался перед несчастьем, но все же обладал редкой настойчивостью, чтобы преодолеть его. Его сфера не была ограничена. Его интересуют как провинции, так и деревни, армии и отдельные лица. Его кругом были правящий князь и выдающиеся вожди, несколько одаренных людей, глубоко проникнутых религиозным благоговением перед священными композициями, дошедшими до них из первобытной древности в древних размерах; и они, вместе с исключительно чистым священством, ведущими на трезвенное население, были и его публикой. Но в нем появляются три порядка: царь, народ и пэры. То, что времена были неспокойные, касается того, что уже было сказано. Следует упомянуть только об одной особенности, а именно о том, что волнения касались пребывания на престоле. У Вистаспы не было легкого места, и перед ним постоянно стояла перспектива революции в смысле вытеснения. Что касается семейной жизни Заратустры, то мы можем только сказать, что он внушал уважение; больше ничего неизвестно. Из приведенного выше наброска видно, что я провожу самое широкое различие между гатским периодом и периодом позднее. Я так и делаю, не слишком под влиянием того факта, что «Гаты» цитируются в более поздней «Авесте». Большинство этих цитат действительно подлинны и действительны как доказательства приоритета, в то время как другие являются простыми заменами «Гат», сделанными для литургических целей, как «Бытие» иногда читается в церквях после отрывков из более поздних материалов. Но книга может быть процитирована другой, если она просто предшествует ей и ненамного старше. Я также не придаю слишком большого значения разнице между гатским диалектом и так называемым зендом; но я очень сильно подчеркиваю совершенно разную атмосферу этих двух частей. В «Гатах» все трезво и реально. Душа Коровы действительно поэтически описывается как воющая вслух, а Божество со Своими Бессмертными сообщается как говорящее, слышащее и видящее; но с этими риторическими исключениями все, что занимает внимание, в высшей степени практично. «Грехма» и «Бендва», «Карпаны», «Кави» и «Усиги (-ки)» не являются мифическими монстрами. Никакой дракон не угрожает поселениям, и никакие сказочные существа не защищают их. Заратустра, Гамаспа, Фрашаостра и Майдхьома; Спитамы, Хвогвас, Хаекат-аспас так же реальны и упоминаются с такой же простотой, как бессознательные, как и любые персонажи в истории. Кроме вдохновения, чудес тоже не бывает. Все действие состоит из усилий и страстей живых и страдающих людей. Пусть зендист хорошо изучит «Гаты», а затем пусть он обратится к «Ястам» или «Вендидаду»; он перейдет из страны реальности в страну басни. Он оставляет в одном трудящегося пророка, чтобы встретить в другом фантастического полубога.

Какими бы древними ни были основные идеи мифов о ястах и вендидадах (а некоторые из них определенно были древнее гатх или древнейших риков) в тех формах, в которых они представлены сейчас, они значительно позже. По мере того, как мы углубляемся в дальнейшие и необходимые подробности, здесь, кажется, уместно сказать об относительном возрасте нескольких разделов, составляющих эти гимны. В некоторых из них мы видим борьбу и страдание, страх и гнев и, естественно, объединяем их вместе, как сочиненные на определенном этапе жизненного пути Заратустры. Мы читаем выражения счастливой уверенности и относим их период покоя, как и те разделы, где преобладают размышления, размышления или догматические утверждения; но нет ничего определенного, кроме того, что «Ясна» 53 должна была быть написана после того, как Заратустра достиг достаточного возраста, чтобы иметь дочь на выданье. Древний лидер мог достичь влиятельного положения благодаря доктринальным произведениям, а затем выразить превратности активной политической карьеры. Следует, однако, иметь в виду одно обстоятельство; а именно, что ни «Гаты», ни какие-либо другие древние сочинения, которые едва ли были вначале записаны, не сохранились в том виде, в котором они были доставлены в первый раз. Сам поэт раскладывал их в лучшем (?) порядке при каждом последующем произнесении, и стихи, которые первоначально относились к одному периоду времени, если они особенно бросались в глаза, воспроизводились в последующих излияниях. И произведения, которые автор мог оставить в неизменном виде, его ранние последователи, вероятно, модифицировали вставками, отрывками или инверсиями. Я полагаю, что «Гаты» обнаруживают присутствие меньшего количества постороннего материала, чем обычно, и что вставки, которые в них присутствуют, сами по себе очень древние или даже практически синхронные с оригиналом. Конечно, лишь немногие из них проявляют что-то вроде искусной попытки подражания. Если существуют какие-либо вставки, а мы можем «a priori» сказать, что все существующие сочинения древности являются и должны были быть с вставками, то дополнения были делом первых учеников автора, сочинявших полностью в его духе, тогда как положение разделов в той или иной «Гате» мало или вообще не имеют ничего общего с вопросом об их относительном возрасте, поскольку все размеры были древними, а «Уставаити», «Спента-маиню» и т. д. демонстрировали такое же неопровержимое свидетельство оригинальности, как и любые части «Ахунавати».