Авось, Небось и Кабы (сборник) - страница 6

Но Баба-яга на своём стоит.

– Для себя Данило корысти не ищет. Он человек подневольный. Что князь ему велит, то исполнять должен. А ты бы, деточка, чем гонять Данилу по лесу, будто зверя дикого, взяла б его под белы руки, напоила-накормила да спать уложила. А потом мирком-ладком да за свадебку. Засиделась уж в девках-то. Замуж пора!

Хлопнула Баба-яга дверью и в избушку умелась. А избушка к гостям задом повернулась. И весь разговор.

– Карга старая… жениха она мне нашла! – В гневе Царь-девица ножкой топнула. – Вора поймаю, голову ему оторву! Так и знай!

Села она на Змея Горыныча, и исчезли оба в чёрных тучах под грозовые всполохи.

Долго ли коротко погоня злая длилась, кто знает? Вылетел Данило-охотник из лесу в чисто поле. Сутки скачет, другие… одна полынь вокруг, прошлогодняя, да снег под копытами.

– Стой, Сивко-Бурка! Видно, нам с тобой от погони не уйти. Да и не привык я зайцем по полю бегать.

Взял Данило в руки палицу булатную, шлем богатырский на голове поправил и врагов поджидает. А Змей Горыныч уже тут как тут, будто с неба, из тучи, свалился перед всадником. Из разверстой пасти дым с огнём. Но Данило-охотник щитом от огня прикрылся, да ещё палицей тяжёлой размахивает.

– Подставляй лоб, чудо-юдо поганое! У меня гостинец для тебя припасён!

Вспомнил Змей про разбитую голову. Поневоле попятился. Но тут Царь-девица в спор вступила.

– Стой, Змеинушка! Я сама биться с ним буду. Насмерть!

Встала девица перед Данилой, а в руках меч огромный, сверкающий. Крепко держит. Объехал Данило супротивницу со всех сторон, оглядел. Да вдруг с коня спешился и палицу булатную ей под ноги бросил.

– Я, красна девица, биться с тобой не стану. Виноват я, не смог устоять перед красой твоей несказанной. Поцеловал в уста сахарные.

Опустился Данило перед Царь-девицей на колени. Шлем в снег сбросил. И буйну голову опустил. Руби, дескать. Нет мне прощения. Занесла Царь-девица огромный меч, но… медлит как будто? А Данило-охотник уж и сам смерть выпрашивает:

– Полюбил я тебя, красна девица, всем сердцем. Всё равно жизни без тебя не будет. Руби, не жалеючи!

Тут и Змей Горыныч ревмя взревел:

– Руби вора!!!

Снова меч взлетел над Данилой, но… замер над головой, обессилел будто. И из рук вывалился.

– Что ж ты, милая? – молодец спрашивает.

Отвернулась Царь-девица в сторону и лицо руками закрыла. Не сразу ответила:

– Повинную голову меч не сечёт. И не вор ты, Данило-охотник… я теперь сама вижу.

– Красна девица, зоренька ясная, прости обиду лютую, – взмолился Данило. – И слова мои дерзкие. А коли простишь… выходи замуж за меня. На руках носить буду! Никогда слова худого не услышишь!

Потупилась Царь-девица, молчит. Глаза вниз, в сторону смотрят.

– Скажи, милая… люб ли я тебе?

Наконец, отвечает девица:

– Люб, Данилушко.

Возрадовался Данило-охотник! Вскочил на резвы ноженьки, подхватил Царь-девицу на руки, закружил-закрутил по полю.

– Ах, милая! Поедем к моим батюшке с матушкой, пусть посмотрят, какую красавицу я себе в жёны высватал! То-то радости у них будет.

Подсадил Данило-охотник красну девицу на коня. Сам сзади сел.

– А я? – Змей спрашивает.

Вспомнила Царь-девица про своего верного слугу. Говорит:

– Лети, Змеинушка, в обратный путь. Стереги моё царство-государство пуще глазу. Да у бабки родной прощения проси за мои злые слова. Не забудь.

Пока то да сё, наш боярин думный возле бел-горюч камня во шелко́вом шатре на парчовых подушках прохлаждался. Сыт, пьян и нос в табаке. Только подошвы из шатра торчат, золотыми гвоздями подбитые. Лежит боярин так-то, винцо заморское попивает. Вдруг… чу! Никак едет кто? Да ещё песни распевает. Набросил боярин шубу на плечи, наружу выбрался. И впрямь… поёт! Уже и слова разобрать можно.