Автопортрет, которого нет. Повесть и рассказы - страница 5
Немного позднее до меня дошли слухи, что она пыталась создать какую-то новую партию. Даже выпустила манифест сторонников либеральных реформ под названием «Россия без вождей». А потом она совершенно исчезла из вида. О ней ничего не было слышно. Я решил, что она случайно попала в какой-то политический переплет. Возможно, у неё был выбор между страданием, обещающим славу, и покаянием. И она выбрала страдание. Это на неё очень похоже. Хотя, не мне судить.
Автопортрет, которого нет
Мое утро всегда начинается в шесть часов. Встаю, умываюсь, равнодушно гляжу в старое мутноватое зеркало, которое висит над раковиной на кухне. Вижу там свое заспанное лицо, маленькие серые глаза, большой нос, под носом – пышные усы и неприбранную бороду со следами вчерашнего ужина. Кудри на моей голове ещё имеются, только они как будто немного поредели и поблекли. Это я. Только уже другой. Хотя где-то глубоко в душе… я представляю себя совершенно иначе. Меньше ростом, изящнее, привлекательнее. И вообще, внешне я как-то мало похож на человека с высшим образованием, который когда-то писал неплохие стихи и должен был попасть в скрижали.
Моя жена в это время ещё спит, разметав по кровати веер своих золотистых волос, а мать уже встала, оделась и сейчас готовит нам завтрак.
Я быстро натягиваю выцветшие трикотажные брюки, потрепанную штормовку, резиновые сапоги и выхожу на улицу. Там ещё холодно, хотя уже май. Я иду по двору и удивленно смотрю по сторонам, как будто вижу этот мир впервые. Справа от меня в болотистой низине синеет лес, слева блестит, залитая талой водой, луговина. Где-то там прошлым вечером пел соловей в зарослях цветущей черёмухи.
Я захожу под навес, набираю тяжелую ношу дров и возвращаюсь обратно. Мыслей в моей голове ещё нет, голова не проснулась окончательно и, наверное поэтому, я больно стукаюсь затылком о дверной косяк, который все в нашем доме называют притолокой.
Пока я ходил за дровами, жена встала с кровати и сейчас ходит по кухне румяная и свежая. Она меня любит. Я её обожаю. Она невысокая – мне по плечо, светло-русая, пухленькая и в свои тридцать пять лет всё ещё походит на девочку – подростка. Встретились мы с ней случайно, поженились скоро, но живем не хуже других.
– Выспался? – спрашивает она, приближаясь ко мне с лукавой улыбкой.
– Да, – отвечаю я.
– Тогда пойди кроликам травы накоси, ящик с помидорной рассадой на окно переставь и воды натаскай в баню.
– Ладно, – отвечаю я, готовясь выполнить все её поручения. Мне это не сложно. Утром Ксюша добрая, порой даже ласковая, но её привычка командовать меня слегка раздражает. Я сдержанно улыбаюсь ей, целую в румяную щеку, а потом иду косить траву. От обильной росы ногам холодно даже в сапогах, зато коса ходит по влажной траве легко и бесшумно. На том месте, где я кошу траву, лежит синяя тень от берез и кленов, которые когда-то посадил мой отец… Отца уже нет. Он был большой усатый и молчаливый, как кирпич. Из таких кирпичей наши вожди когда-то сложили фундамент социализма.
Отец однажды рассказал мне, что он был счастлив только в детстве, в доме своего отца, купца второй гильдии. Потом в его жизни была тяжелая работа, лагерь, куда он попал по доносу своего завистливого товарища. После лагеря у отца была война, а после войны снова – тяжелая работа. Москва всё что-то меняла и строила, а Россия поставляла кирпичи.
В моем детстве каждое утро было началом новой жизни, которая длилась и длилась до тёмного вечера в глубине сада. А в саду каждый вечер работал лопатой и секатором отец. Он был для меня настоящим авторитетом, он приучил к меня тяжелому крестьянскому труду, потому что точно знал – этот навык мне обязательно пригодится в жизни. Телевиденье в ту пору было не у всех, радио глухо потрескивало и пело революционные гимны. Газеты писали о выполнении и перевыполнении разного рода планов и постановлений.