Читать онлайн Алексей Крайнов - Автостоп по краю лета

Бодрости больше внушить и вложить ему мужество в сердце…

Гомер. Одиссея[1]

Начну с того, что я съехал от родителей в шестнадцать, и это был мой первый осознанный шаг к свободе.

Середина девяностых. Екатеринбург. Ранняя осень. Пиная опавшие листья, я иду вверх по проспекту Ленина к Уральскому государственному техническому университету. Стараюсь не опоздать к первой паре.

Иду я от улицы Восточной – с неё хорошо просматривается главный корпус университета с развевающимся триколором. Белое здание в стиле классицизма с широкой треугольной крышей и мощными колоннами напоминает Большой театр в Москве. Правда, для справедливого сравнения знаменитый театр и площадь перед ним пришлось бы изрядно увеличить.

Вдоль проспекта на первых этажах жилых домов расположились магазинчики под свежими пластиковыми вывесками: «Levi’s», «Кировский», «Светлана» и множество других. Народ входит и выходит, занимается своими делами, я же шагаю, вдыхая тёплый сентябрьский воздух, и пытаюсь осознать свою новую, студенческую жизнь!

Поступил я благодаря серьёзным усилиям и подготовке. Золотая медаль, полученная по окончании небольшой школы на окраинном Эльмаше, оказалась наградой скорее за отвагу, нежели за реальные знания. По баллам вступительных экзаменов я едва поступил на бюджет, и это, конечно, отрезвляло.

В самый первый день, когда наш поток рассадили за потёртые парты в амфитеатре с огромными окнами, я познакомился со вдумчивым и рассудительным человеком, от которого в дальнейшем будут часто зависеть мои успехи в учёбе.

Звали этого человека Константин, он был старше среднего студента в нашей группе, носил очки на минус шесть, ходил в вязаном свитере и относился к учёбе по-настоящему серьёзно. Он помогал мне с конспектами лекций и другими материалами, да и с объяснением главных идей предметов, когда я пропускал какие-то занятия. Признаюсь, что причин для таких пропусков с моими интересами со временем набралось немало!

Первые недели и месяцы я буквально захлёбывался в море новой информации, перемещаясь с одногруппниками между многоэтажными корпусами по гигантской территории универа. Учебные пары в первые годы не всегда проходили в высотке нашего родного теплоэнергетического факультета – чаще нас гоняли со строительного факультета на экономический, с физтеха, через парки и улицу, – на радиофак.

Подобно большинству сокурсников, я носился с квадратными глазами, не представляя, как можно одновременно впитать математические матрицы, разветвлённые электрические цепи, приложения законов термодинамики и наряду с этим теорию конституционализма Джона Локка.

Давление в учёбе было такое, что мне приходилось собирать все свои способности и дисциплину в кулак, чтобы не вылететь из универа в первом же полугодии. С таким боевым настроем к декабрю, ещё до начала сессии, я оформил бо́льшую половину зачётов и получил несколько «автоматов» – оценок, выставляемых за экзамен по успеваемости в течение курса. В итоге я обнаружил, что перестал болтаться среди отстающих в группе, а по некоторым предметам почувствовал себя даже уверенно!

В декабре, в разгар сессии, Константин, поднимаясь со мной по лестнице на очередную консультацию, шепнул:

– Что ты творишь, Лёха? Народ вылететь боится, а ты первую же сессию на отлично сдавать собрался?

– Ну, если получится, считай это и своей заслугой.

И я не шутил.

Наша семья унаследовала от бабушки однокомнатную квартирку. Туда-то я и переехал. Тихий район, центр, университет рядом. Удобно добираться на учёбу, а друзьям после учёбы – ко мне.

Скоро осознал, что же такое студенческая бедность, многократно описанная в романах. Выплачиваемая мне стипендия была чистым символом предыдущей эпохи. Тогда она, наверное, чего-то стоила, однако сейчас её не хватало даже на неделю самого скромного питания.

Сентябрь и октябрь я прожил на вынужденной мучной диете. Бабушка на старости лет накопила два мешка муки и немало сухарей, которые достались мне вместе с квартирой. Люди, прошедшие послевоенный голод, часто имели привычку делать запасы «долгоиграющих» продуктов на случай очередного поворота истории.

Родители в то время ничем поддержать меня не могли: они и сами приносили в дом минимум для базового выживания. Мне приходилось рассчитывать лишь на себя, но в перспективе это было и к лучшему.

С такой экономикой в первый студенческий год я постоянно искал подработку и перепробовал многое.

На несколько месяцев я стал репетитором по математике у весёлого рыжего парня, шестиклассника. Эту работу я нашёл древним способом: через объявление в печатной газете «Вечерний Екатеринбург».

Походы к ученику в красивое историческое здание в центре города, любезное угощение в виде чая с бутербродом от его интеллигентных родителей и небольшие, но важные дополнительные деньги дали было мне надежду на классическое студенческое существование по Достоевскому, но спустя пару месяцев эта удача оборвалась. Несколько недель мне никак не могли выплатить небольшое вознаграждение, а потом, выплатив, завершили «контракт». Был ли я недостаточно сильным преподавателем, была ли экономическая ситуация непростой и у этой семьи? Мне уже не узнать.

Расставшись с учеником, на следующий день я посетил бизнес-конференцию, чьи организаторы обещали потенциальное трудоустройство. Соискатели расселись в огромном зале, слушая спикера в не самом опрятном костюме. В течение получаса он сыпал тезисами про бизнес, маркетинг и развитие связей, а затем произнёс ключевую фразу:

– И мы будем рады видеть вас партнёрами сети «Гербалайф»!

На этом скандально известном названии половина слушателей, включая меня, встала и покинула зал. Репутация у сетевиков была ниже плинтуса, да и экономически для обычного нового участника схема уже не работала.

В прямых продажах я продвинулся немного дальше. Около месяца проработал свободным агентом по сбыту наружной рекламы: мест на билбордах, растяжках и прочих крупных рекламных поверхностях. Оклад не подразумевался, доход рассчитывался в проценте от продаж.

Мне выдали пакет глянцевых рекламных материалов, с которыми я принялся курсировать по центральным улицам, где обосновался бизнес. Заходя в очередной магазинчик или офис, я просил позвать директора и заявлял ему следующее:

– У меня есть хорошее предложение по наружной рекламе вашего заведения!

Беготню агента не назовёшь благодарным занятием: число отказов приближалось к ста процентам. Однако в какой-то день неожиданно для меня человек за прилавком в магазине Hilti на Бажова спросил:

– Вы можете установить билборд здесь, у нашего магазина?

Так я принёс первую активную наводку в офис, чем немало удивил своего куратора.

Переговоры тянулись четыре недели. Помимо меня, к ним подключились директора в обеих компаниях, но, к огромному моему разочарованию, всё это ни к чему не привело.

К Новому году пришла потрясающая новость! За отличные результаты первой сессии к обычной стипендии мне добавили именную, от декана.

Теперь раз в месяц я мог позволить себе набрать в магазинчике у дома полный полиэтиленовый пакет продуктов: сникерс, банку тушёнки, несколько килограммов овощей, быструю лапшу, булку хлеба. И кайфовать на это неделю, а то и две!

Что делать оставшиеся две недели месяца, всё равно оставалось загадкой.

Добрая половина моих сокурсников и друзей выживали аналогичным образом. Люди помогали другу другу, держались на молодости, азарте, поисках хоть каких-то возможностей и, конечно, на ожидании лучшего.

И жизнь не останавливалась!

Учёба, безусловно, являлась важной частью бытия первокурсника, однако не исключала увлечений. Мои свободные часы поглощала музыка!

Я никогда не мечтал стать профессиональным музыкантом, но с детства слушал записи в самых разнообразных жанрах, а лет с четырнадцати писал песни сам. Родители в своё время закончили музыкальную школу – мать по классу фортепиано, отец по классу аккордеона. Наверняка их склонность к музыке тоже сыграла в моём увлечении какую-то роль.

Осенью прямо на квартире я записал первый альбом, пригласив к участию Майка Решетникова, студента параллельного потока моего факультета.

Познакомились мы случайно, в студенческой столовке в главном корпусе универа. Пройти мимо этого высокого и громкого чувака с бас-гитарой, которую он положил прямо на стол, среди тарелок, я не мог. Майк выглядел экстравагантным хиппарём: модное длинное чёрное каре, дорогая тёмно-синяя джинсовка, красные кеды. Играл он в местной группе, довольно крутой по тем временам.

Так что после недельного обсуждения возможных совместных проектов я был очень рад услышать, что Майк готов помочь с басовыми партиями для задуманного мною альбома!

Он приходил ко мне домой со своим кастомным басом, сделанным по специальному заказу – инструмент выделялся среди обычных гитар тёмным матовым корпусом в форме черепа. Приземлившись в кресло, Майк откидывал каре и выслушивал очередную задумку в моём исполнении:

– Наивно, конечно! Но в целом интересно, интересно… – произносил он хриплым голосом. – Аранжировка пока ни о чём, но мелодист ты неплохой…

Мы обсуждали музыкальные идеи на тему песни и одновременно я настраивал домашнюю «звукозаписывающую студию».

Выглядело моё музыкальное хозяйство гораздо скромнее, чем можно было представить. Главным компонентом студии был пишущий магнитофон «Томь» – потёртое брутальное изделие советской промышленности, этакий коричневый кирпич, издающий звуки. При всём своём несовершенстве «Томь», на удивление, обладала одной уникальной способностью – качественно писать звук через встроенный микрофон. Этот аппарат я брал на время у старого друга детства, в его семье он играл роль музыкального центра добрый десяток лет.

Вторым компонентом студии был магнитофон с попсовым названием «Романтика». Этот аппарат, попроще и посимпатичнее «Томи», мне подарили родители. Он годился для воспроизведения, но его микрофон был слишком слабым для записи, а потому функция «Романтики» состояла исключительно в воспроизведении треков, записанных «Томью».

Я соединял магнитофоны шнурами, и эта космическая установка достойно служила мне домашней студией. Поочерёдно меняя местами кассеты и добавляя поверх предыдущих слоёв новые партии, можно было записывать приличные музыкальные треки. Как мы обнаружили, к «Томи» напрямую подключалась и бас-гитара!

Как только аппаратура была готова, Майк выкуривал сигарету, пересаживался на стул поближе к пишущему магнитофону, подключал свой бас, чаще всего зажимал зубами медиатор и открытыми пальцами без репетиций выдавал партию, которая сразу шла в чистовой вариант!

Примерно в этот же период эволюционировали мои взгляды на то, куда двигаться дальше в музыке.

Если когда-то я записывал свои песни дома в одиночку, то после альбома с Майком я увидел, как вдохновляет работа с крутым музыкантом в команде.

Майк не только помог мне басовыми партиями с первым альбомом, но и поддержал мои неуклюжие музыкальные попытки точными оценками и полезными советами, по сути – дал дружеский пинок, придавший мне ускорение в верном направлении.