Читать онлайн Лика Вериор - Баба-Яга!
1. Сказ первый. Упавшего не считай за пропавшего
— Пап, ну куда мы? — Дёма едва дышала. Вот уже полчаса отец тащил её по всем буреломам и буеракам — выше и выше, сквозь густо растущие ели.
Земля, скользкая из-за дождя и мороза, торчала рёбрами-камнями и мшистыми старыми корягами, они цеплялись за ноги, словно хотели помешать идти дальше.
Раздался грохот. И снова.
Вдалеке кричат. Лаем заходятся охотничьи псы — значит, на территории посторонние.
— Пап, это выстрелы? В какое дерьмо мы опять влезли?
— Береги дыхание, — бросил отец.
— За нами гонятся?
Дёма обернулась. Капли ледяного дождя резали кожу, изредка бликуя, слепя. Сквозь шум воды Дёме слышались шаги.
Снова выстрелы.
Выстрелы.
Выстрелы.
Дёма сильнее сжала руку отца, ускоряясь. Бегут — значит, так надо.
Роща закончилась отвесной скалой. Дёма замерла. Отец отпустил её руку и отступил на пару шагов, оказавшись позади.
Внизу бушевала Чусовая. Обычно спокойная, сегодня она словно тоже боялась, переживала.
— Демания, — Дёма обернулась на отца. Он выглядел смешно — мокрый насквозь, с прилипшими к лицу волосами. Редкая борода, которую он так лелеял, слиплась и напоминала сосульку, светлая кожа в темноте казалось театрально-белоснежной.
Но глаза — раскосые — на этом белом полотне смотрелись жутко, тревожно, совсем не забавно.
— Что?
Снова лай. Это чужие собаки, незнакомые. Дёма всмотрелась в темноту за отцовской спиной, но никого не разглядела.
— Посмотри на меня, — вернул к себе внимание отец. — Запомни — ты Демания Гора из рода Горынычей, отец твой — Йонг, а мать — Елена.
— Пап, что ты?.. — Дёма нервно усмехнулась. Отец шагнул к ней, и она машинально отступила. Ещё раз шагнул — Дёма осталась на месте.
— Ищи Кощеев, — он сунул ей в руки рюкзак.
Лай раздался совсем близко.
Отец на секунду закрыл глаза, выдохнул.
— Пап, пойдём отсюда? — вцепившись в рюкзак, неуверенно проговорила Дёма.
— Мы ещё встретимся. Только не кричи, — проговорил отец и неожиданно, со всей силы, толкнул её.
Два неловких шага, Дёма упала на спину, но не встретила сопротивления — лишь ветер просвистел в ушах, а мокрые волосы взметнулись перед лицом.
«Только не кричи».
Она бы и не смогла — крик застрял в горле.
Дёма не пыталась за что-то ухватиться — сжала рюкзак, будто он мог её спасти.
Послышались голоса — их догнали. Собаки устремились к обрыву, показались лишь головы…
Её с силой рвануло в сторону — словно раскрылся парашют, но не наверху, а где-то справа.
Всё вокруг закружилось, на секунду стало тихо, будто выключили все звуки, а потом Дёму ударило о землю.
Звуки вернулись.
Шелест деревьев. Уханье совы. Хруст снега.
— Чёрт, — прокряхтела она, переворачиваясь набок. Приложило её знатно, только вот…
Внизу была река. А здесь…
Дёма осмотрелась насколько позволила закаменевшая от боли и холода шея.
Лес какой-то. Снег пронизывает кожу мелкими иглами — до самых костей.
— Чёрт, — повторила она.
Демания из рода Горынычей. Искать Кощеев… Конечно, неправильно так думать, но, может, отец принял что-то не то? Ещё и с обрыва её толкнул, кто знает, что может привидеться человеку под веществами?
Но он не выглядел неадекватно — взгляд прямой, осознанный. Тогда что же это было?
Дёма содрогнулась. Здравый смысл кричал — она не могла оказаться в лесу. Если только упала в реку, а потом её выкинуло на берег, и в полусознательном состоянии она доползла до какой-то чащи…
Но тут снег. У них в этом году снег шёл от силы пару раз — всё дождь, а в ночь — морозы.
«Вставала бы ты, а то совсем околеешь».
«Не-э, нам лежать охота».
Дёма резко села, тряхнула головой. В отличие от отца она уж точно адекватностью не отличалась.
Так, рюкзак. Раз отец дал его, он, по всей видимости, рассчитывал, что она не окочурится в Чусовой.
Ну, либо он правда крышей поехал, а это всё случайное стечение обстоятельств.
Что у нас тут… грелки. Продуманно. Батончики, вода. Торф, спички, зажигалка. Одежда, слава Богу. И всё сухое. Что-то теория о том, что она таки упала в реку выглядит всё более несостоятельной. Впрочем, а какие ещё варианты?
Из рода Горынычей…
Папа любил эти сказки, продолжал рассказывать, даже когда Дёма повзрослела. И всегда говорил: «Сказка ложь, да в ней намёк…»
Нет, ну определённо какой-то намёк там имелся.
Блин, а ведь и телефона с собой нет. С другой стороны, если за ними гнались, это даже хорошо: первое правило — скрываясь, не бери с собой телефон. А она теперь, видимо, скрывалась.
Дёма встала, отряхнулась от снега. Не сказать, что подобная ситуация у них в семье впервые, правда вот обычно всё было более цивилизованно, с обрывов её никто не скидывал, и, если она и пряталась в лесу, то не одна, а хотя бы с парочкой соглядатаев.
Ну, что ж, рано или поздно подобное должно было случиться. Она уже достаточно взрослая, чтобы выживать самостоятельно, только вот за отца тревожно…
Мокрая после дождя одежда уже леденела, и недолго думая Дёма принялась переодеваться. От холода пальцы не слушались, кожа горела и щипала — сухая ткань показалась мягчайшим пухом.
— Хорошо-о.
Погода была ясной — луна и звёзды вовсю светили, только вот Дёма не узнала ни одного созвездия. Разве что полярная звезда на этом небе имелась, успокаивая. В её сторону Дёма и направилась. А что ещё остаётся? Заночевать не вариант — едва ли она найдёт сейчас хорошее место, да и спать совсем не хочется, лучше идти — так и теплее, и спокойнее. И подумать можно.
«Если долго-долго-долго, если долго по дорожке, если долго по тропинке, топать, ехать и бежа-ать…»
— Тш!
«Вот в моё время…»
Дёма снова тряхнула головой.
Придурочные.
Спустя час пути стало понятно — она не рядом с домом. То есть, теория о том, что Чусовая выкинула её на берег, развалилась в пух и прах — свою местность Дёма знала отлично, научили. А тут… Тут белки шепчутся.
Впрочем, на фоне прочих особенностей Дёминого восприятия «шепчущиеся» белки не казались ей чем-то из ряда вон. Хотя бы не в голове у неё шепчутся — и на том спасибо.
Светало. Дёма шла уже по меньшей мере часов семь и так и не встретила людей, только животных и те, к счастью, обходили её стороной.
Два батончика были съедены, воду она, на всякий случай, экономила. Конечно, снег кругом: пей — не хочу, — но кто его знает?..
— Может, поспать?.. — пробормотала.
В ветках что-то активно зашуршало. Дёма подняла голову — то тут, то там из еловых лап показывались рыжевато-серые головы белок. Они снова шушукались. Дёма прислушалась.
— Ну человечья же!
— Так и что! Помрёт же!
— Не помру я, — уверила Дёма.
— Да не ты! — головы снова показались. Спрятались.
— Вы человеков тут давно видели? Вот-вот, и я — нет. Не попросим — как есть помрёт.
— Да разве ж такие, как он, помирают?
— Все помирают!
— Ну не знаю…
— Надо!
Высунулась одна голова. Белка внимательно посмотрела на Дёму, Дёма — на белку.
— Что?
— Дело к тебе есть, двуногая.
— Излагай, — Дёма кивнула. Вероятно, она сошла с ума, поэтому не стоит сопротивляться. Галлюцинации — ладно. Не в первый раз. Ну а если не сошла с ума — там кто-то, кажется, умирает — помочь надо.
— Там колобок повесился, — выдала белка. Дёма нахмурилась. Ну да, всё по списку — белочка, колобок повесился, сейчас ещё какая дичь появится…
— А как повесился, шеи же нет? — всё же спросила Дёма.
— Да чёрт его знает. Пошли, а? Снимешь дурака? Весь лес задолбал уже, говорит, «депрессия» у него…
— Ну, пошли… — белки — а их было трое — спрыгнули с ёлки и помчались вперёд. Дёма — за ними. — Слушайте, а у вас тут все разговаривают?
— Кто — все?
— Животные.
— Тут — это где?
— А мы где?
— Мы в Тридевятом Царстве, на землях Горынычевых.
— А какие тут ещё земли есть?
— Ягиные и Кощеевы.
— Так и всё же — все разговаривают?
— Не-а — у Горынычей только мы, белки, и остались. По всему Тридевятому наша БСИ.
— БСИ?
— Беличья Сеть Информирования.
— То есть на других землях все звери говорят?
— Не все, но нет-нет, да попадаются.
— Ты чего такая разговорчивая, не выдохлась? — поинтересовалась другая белка, помельче. Третья так и молчала весь путь.
— Не выдохлась.
— Выносливая, чай тоже не помрёшь — в лесу-то.
— Не помру конечно.
Повисшего на дереве колобка Дёма увидела сразу — белкам и говорить не пришлось.
Главное-то — как умудрился? Круглый — ни рук, ни ног, ни носа как такового, лицо имеется, но всё как вылеплено, даже глаза — и те хлебные. Повесился на ленте — широкой, чтоб не выкатиться, рот открыл — не глубокий, видно, что не отверстие, а только прорисован слегка.
Вот и обещанная «дичь».
— Эй, колобок! — хором рявкнули белки. Тот не подавал признаков жизни.
— Да как он умрёт, он же… хлеб, — пробормотала Дёма, и белки, снова хором, прошипели:
— Тш-ш-ш!
Но было поздно. Колобок затрясся, зашатался, поворачиваясь к ним подобием лица. Лента закрутилась, не давая колобку сосредоточить взгляд на Дёме с белками, и потому он бешено водил глазами.
— Сама ты хлеб! Чёрствая, чёрствая буханка! — завопил он.
Дёма вздрогнула. Колобок выпал из ленточной петли и стремительно покатился в их сторону. Он старался перемещаться боком, и каждый раз, когда его «лицо» касалось снега, он морщился, но темпа не сбавлял.
Белки застрекотали испуганно, спрятались за Дёмой:
— Ну хоть не помер, — пробормотала одна из них. Дёма бы с радостью попятилась — колобок явно настроен недружелюбно, — но белки заблокировали пути отступления: раздавить кого-то из них совсем не хотелось.
Колобок подскочил, и Дёма едва успела поймать его — у самого лица. Вблизи он выглядел ещё более странно — пористый, местами потрескавшийся, да и наощупь — как старый батон.
— Я прошу прощения, — сказала Дёма, особо ни на что не надеясь, но колобок вдруг прекратил дёргаться, успокоился.
— Прощаю. Колобок Дедович, рад знакомству.
— Дёма, — слегка ошалело проговорила. Дедович? Это же, получается, деда из сказки звали… Дед? Или по какому принципу отчество? Откуда вообще у Колобка — отчество?..
— Знаете, сударыня, прямо жить захотелось — такая обида внутри вспыхнула, такой жар! Я таким живым себя чувствовал в последний раз, когда Бабка в печи меня пекла. А вы тут какими судьбами?
— Да так… прогуливаюсь…
— Ну, я покачусь тогда. Знакомы будем, — и Колобок, с силой дёрнувшись, выскочил из Дёминых рук. Белки — за ним.
Дёма осоловело осмотрелась. Снова одна. Ещё и траектория пути сменилась со всей беготнёй, фиг теперь разгляди эту полярную звезду. Тяжело вздохнув, Дёма продолжила путь.
*****
«Идёт кто-то».
Дёма резко обернулась.
И правда — вот и первый человек. Её двухголосая шизофрения отличалась периодическим прорицанием.
Странный, правда, человек. Одет как гот — это Дёма заценила, только холодновато для зимы — просто мантия, просто штаны. И на голове что-то в стиле шапочки из фольги — дяденька от 5G защищается или боится врага из космоса? Хотя, конечно, из фольги такую шапку не склепать — красивую, трезубую.
Смотрит долго, внимательно, худощавый ещё такой, как будто…
— Кощей? — на свой страх и риск предположила Дёма.
Мужчина удивился, вскинул белёсые брови, да так, что они спрятались за шапкой. Или это шлем? А может, корона такая? Вон, камушек, сто процентов драгоценный. Тогда вопросов ещё больше…
— Так сразу и узнала?
— А что, правда Кощей?
— Кощей, — кивнул он. Дёма сощурилась с подозрением. — А это — Тридевятое царство, Навь. Земли Горынычей. Твои земли.
— Звучит бредово, не находите? — не признаваться же, что с белками пообщалась и они уже всё рассказали.